Между никогда и навечно (ЛП)

Саванна проглатывает рыдание, резко смахивая слезы с лица, а затем дергает себя за каштановые локоны. Ее веки трепещут, закрываются, и она качает головой.

— Господи, Леви, я любила тебя. Любила больше всего на свете. Больше, чем всё это. Ты хоть представляешь, как было бы больно смотреть, что ты ставишь их на первое место? Представляешь, как тяжело мне было бы, когда ты, в конце концов, неизбежно вытеснил бы меня из своей идеальной жизни со своей идеальной женой и идеальным ребенком? Это убило бы меня, Леви. Это нахрен убило бы меня. Восемнадцать гребаных лет я была боксерской грушей. Никому ненужной. Бременем, ничего не значащим ни для кого, кроме тебя. И это должно было измениться, и мне не удалось бы с этим справиться. Так что, мне жаль, что в восемнадцать лет тебе пришлось столкнуться с последствиями своих действий. Мне жаль, что ты считаешь, что я тебя подвела, что была тебе плохим другом, но мне не жаль, что я спасла себя. И если из-за этого ты ненавидел меня последние восемь лет, что ж, пусть…

— Я должен был, — выдавливаю я, и она вздрагивает.

Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга. Воздух наполняют лишь завывание ветра, отдаленные звуки бури и наше учащенное дыхание.

Наконец, она прерывает молчание прерывистым, испуганным шепотом.

— Что ты имеешь в виду?

— Я должен был ненавидеть тебя, Саванна.

Я удерживаю ее взгляд. Ее глаза переполнены слезами, а в сгущающихся сумерках даже луна не может соперничать с мерцанием ее серебристой радужки.

Ураган. Шторм. Суровая сила природы.

Единственное, чего я когда-либо с нетерпением ждал.

— Я должен был ненавидеть тебя, иначе возненавидел бы их. Возложил бы на них вину за то, что они лишили меня тебя, за то, что забрали единственное, чего я когда-либо так отчаянно желал, а они такого не заслуживали. Ни одна из них, но особенно Бринн. Ради них, ради себя я должен был тебя ненавидеть. Я думал о тебе каждый божий день. Даже когда не хотел. Даже когда пытался не думать. Ты поселилась в моих снах. В моей голове, в моем сердце и в моей гребаной крови, Саванна. Я должен был ненавидеть тебя, иначе не смог бы жить. Даже немного. Даже самую малость.

Наши грудные клетки вздымаются, тяжелое дыхание смешивается в пространстве между нами. Усиливающийся ветер взъерошивает ее каштановые пряди, придавая ей тот свирепый вид, который я помню со времен нашей юности.

Бушующие темно-серые глаза. Дикие, неприрученные волосы.

Саванна Шоу всегда была моим идеальным штормом.

Как по сигналу, начинается дождь.

Легкие брызги омывают наши тела, напоминая мне, что Саванна в купальнике, не оставляющем ничего для воображения, прежде чем небо разверзается и обрушивает на нас ливень. Я хватаю ее за руку и тащу под крышу террасы. Дождь барабанит по деревянным доскам над нами, а наши ноги так громко стучат по камню, что я больше не слышу ее дыхания. Только резкий стук дождя и мое бешеное сердцебиение.

Я смотрю на воду, но дождь льет такой плотной стеной, что я едва могу разглядеть, где газон заднего двора переходит в береговую линию. Когда снова смотрю на Саванну, она дрожит, дождевые капли срываются с ее ресниц на щеки. На губы. Одна из капель скользит к ее бархатистой нижней губе и останавливается там, сверкая. Дразня. Провоцируя.

Я не могу хотеть ее снова. Не могу пробудить это желание. Не могу открыть свое проклятое сердце. Все это мне прекрасно известно. Я знаю, как сильно будет больно, когда это закончится, но, как одержимый, ни о чем не способен сейчас думать.

Не сводя глаз с дождевой капли, я открываю рот и хрипло произношу те единственные слова, которые может сформулировать мой мозг.

— Саванна, можно тебя поцеловать?

Ее губы открываются на вдохе. Капля дрожит.

— Да, — шепчет она, и я касаюсь ее губ еще до того, как упадет капля.

В момент соприкосновения, мое тело облегченно расслабляется, восемь лет напряжения сгорают в пожаре этого поцелуя. Я стону и обхватываю рукой ее шею, прижимая к себе, удерживая так близко, чтобы полностью ощутить ее вкус. Она хнычет мне в рот и проникает руками под мою футболку. Языком я уговариваю ее губы открыться, и они без колебаний подчиняются.

Этот момент мне не забыть никогда. Он будет преследовать меня в кошмарах еще многие годы.

Я тесню ее назад и прижимаю к стене дома. Передвигаюсь от ее губ к уху, к нежной коже шеи над пульсирующей точкой. Посасываю это местечко, а она стонет, прижимаясь ко мне всем телом и наклоняя голову набок. Облегчая мне доступа. Исполняя мои желания.

Когда мое имя слетает с ее губ с тихим всхлипом, моя сдержанность рушится.

Я провожу зубами от ее шеи к ключице, затем всасываю выпуклость груди. Кусаю, заставляя ее вскрикнуть, затем сосу достаточно сильно, чтобы знать, что завтра ей понадобится больше времени на грим, чтобы скрыть оставленный мною след.

Сав перемещает руки к моим волосам, впивается в кожу головы, а я отодвигаю чашечку бикини в сторону и сосу сосок.

— Леви, — со стоном выдыхает она мое имя и притягивает меня ближе с каждым вздохом. — Леви. Леви.