Как только Рыжий заталкивает меня в машину и захлопывает дверцу, я опускаю окно и левой рукой показываю всем средний палец.
— Неужели тебе так трудно вести себя прилично? — спрашивает Рыжий с переднего сиденья, и я пожимаю плечами, поднимаю окно и откидываюсь на мягкое сиденье. Слышу щелчок блокировки окон от детей и фыркаю.
— Хэм сказал, убедиться, что все увидят кольцо. Я только что преподнесла им отличный кадр.
— Из-за этих отличных кадров, которые ты им так легко преподносишь, тебя и преследуют.
Я встречаюсь с ним взглядом в зеркале заднего вида и мило улыбаюсь.
— Хочешь сказать, причиной тому не мое красивое личико?
Ему не до смеха, и он подчеркивает это, включая кантри-станцию и делая звук погромче. Засранец. Я определенно устрою проверку его реакции при следующей возможности.
Дорога до моего дома также занимает больше времени, чем обычно. Или, может быть, мне так кажется, потому что я привыкла к маленькому городку в Северной Каролине и отсутствию такого транспортного потока. Хаммонд попытался потребовать, чтобы я направилась прямо в студию на встречу с ним, но я послала его куда подальше, а затем повесила трубку. Я ни за что не встречусь ни с кем, пока не смою с себя запахи перелета. Мне нужен горячий душ, чистая одежда и пятнадцатиминутный сон в моей постели, прежде чем от меня можно будет ожидать хотя бы наполовину цивилизованного поведения с Хаммондом.
Я очень взвинчена. Все время на нервах, беспокоюсь и чертовски злюсь из-за того, что мне постоянно указывают, что делать. Чего я хочу, так это выпить. Или принять чего посильнее. Слава богу, я заставила Рыжего послать кого-нибудь, чтобы обыскать мой дом на предмет наркотиков и алкоголя, прежде чем мы туда приедем. Часть меня не верит, что я не приму что-то, если оно окажется под рукой.
Но тогда разве это не будет означать, что я просто позволю им диктовать, как мне жить? Разве это не означало бы, что другие решат мою судьбу? Лейбл, вероятно, обрадовался бы, начни я снова употреблять. Под кайфом я более податливая. Кого волнует, что я гнию изнутри, пока они получают свои последние два тура и альбомы.
Нах*й.
Если я преуспею в трезвости, то только потому, что упрямее всех. Хочу ли я быть здоровой? Да. Хочу ли я жить? Да. Хочу ли я не примкнуть к Клубу 27? Да
Но хочу ли я послать лейбл еще подальше? Да, черт возьми.
Что это говорит обо мне?
Подъезжая к дому, я уже вижу вдоль улицы машины и камеры. Когда я дома, вокруг всегда кто-нибудь ошивается, но это уже за гранью нелепости.
— Как давно они разбили здесь лагерь? — спрашиваю я Рыжего, когда он вводит код ворот и въезжает на подъездную дорожку.
— С тех пор, как объявили твое выступление на церемонии награждения.
— Господи, — ворчу я. — Это было почти два дня назад.
Рыжий фыркает в ответ и загоняет машину в гараж. Он паркуется между моими «Порше» и «Харлеем», на которых я никогда не езжу, и мы одновременно выбираемся из машины. Он подходит к багажнику и вытаскивает мой багаж, затем ведет меня в дом.
Я скучаю по своей дворняге. Поскольку поездка короткая, нам пришлось оставить ее в Северной Каролине. Она живет своей лучшей собачьей жизнью в гребаном номере для собак с диваном и корзиной новых игрушек, которые она, без сомнения, разорвет в клочья, но я эгоистично хочу, чтобы она была со мной. Моя невоспитанная собака-грубиянка. Я в Лос-Анджелесе всего несколько часов, а уже дуюсь.
Когда я залетаю на кухню, то испускаю испуганный крик, заставляющий Мэйбл вскрикнуть, а Рыжего броситься вперед и пихнуть меня себе за спину, одной рукой держа пистолет, который я все время забываю, что он с собой носит.
— Какого хрена! Чего ты орешь? — кричит Мэйбл, затем указывает пальцем на Рыжего. — Не стреляй в меня, мать твою!
— Какого хрена ты делаешь в моем доме? — кричу в ответ, тяжело дыша и прижимая руку к груди, откуда сердце готово вот-вот выскочить. — Ты напугала меня до усрачки!
— Я приехала сюда часа два назад. Я написала тебе об этом.
Едва Мэйбл произносит последние слова, как начинает смеяться, заставляя смеяться и меня. Рыжий бурчит что-то невнятное и выходит из комнаты.
— Мой телефон в автономномном режиме, — объясняю я сквозь смех. — Господи, ты чуть не отняла у меня десять лет жизни.
— Да, ну, малыш Рыжий чуть не отнял всю мою жизнь, ворвавшись сюда с пушкой наготове. Я уж думала, мне конец.