Через дорогу — не далеко. Леви сказал, оставаться в пределах территории съемок, но «через дорогу» все же можно отнести туда. Кроме того, с тех пор, как мы сюда приехали, я видела только трех папарацци, и всех на пляже, на той стороне дома, где шли съемки. Я решаюсь и говорю:
— Да, давай. — Вскочив, жестом указываю на дверь. — Веди, Босс.
Беру «Yamaha» и натягиваю ремень через голову, так что корпус гитары лежит на спине, затем хватаю из угла свою потрепанную гитару. Бринн выскальзывает из-под собаки, а Зигги перекатывается на спину, как гигантский дохлый жук.
— Мне кажется, она обиделась, — смеется Бринн.
Я киваю. Она определенно дуется.
Бринн подходит к двери трейлера и прощается с Рыжим, поэтому я повторяю за ней: машу рукой и все такое. Рыжий смотрит на меня.
— Я знаю, что ты делаешь, — говорит он тихим голосом. — Нарушительница спокойствия.
Я ухмыляюсь.
— Обломщик веселья.
Я следую за Бринн к улице, затем смотрю с ней в обе стороны, прежде чем перейти дорогу, отчего хихикаю, потому что движение транспорта на всех этих улицах перекрыто. Хотя, разумно остерегаться носящихся гольф-каров или буйных ассистентов.
Когда Бринн направляется к дому, где мы снимали, мои ноги наливаются свинцовой тяжестью. Почти комично, как много мне требуется времени, чтобы свести все детали воедино.
Вместо того чтобы обойти съемочное оборудование и войти через раздвижные двери с террасы, Бринн ведет меня через передний двор. Мимо гигантского дерева с веревочными качелями, свисающими с его ветвей, вверх по ступеням, на переднее крыльцо, затем через парадную дверь. Ее движения знакомы и отработаны, и я рада, что она не разговаривает со мной, потому что я не знаю, смогу ли составить хоть одно связное предложение.
Припоминаю сказанное на днях Бринн.
Потому что этот дом — ее чертов дом. Дом
А я не хочу.
Я восхищаюсь каждой деталью архитектуры. Корончатой лепниной. Открытой планировкой. Высокими потолками и большими окнами. Дом великолепен, и я нутром знаю, что его спроектировал и построил Леви.
Я останавливаюсь перед фото в рамке, висящей на стене. На нем Бринн и Джулианна. «Однажды» Леви ставшая его «единственной». Бринн на фотографии крошечная, лет четырех или пяти, они сидят на веревочных качелях, свисающих с большого дерева во дворе. Джулианна выглядит более худой, чем я помню, но ярко улыбается, держа Бриннли на коленях.
Видимо, он забрал это обещание и отдал его другой.
Я ревную, хотя знаю, что не имею на это права. Это его семья. Его дочь. Мать его ребенка. Выбрав их, он поступил правильно. Сделал их своим приоритетом. Пока я не знаю, что случилось с Джулианной, но, судя по этой фотографии — фотографии, которую, я уверена, снял Леви, — она была счастлива и любима.
Оторвавшись от разглядывания, иду за Бринн, которая устраивает мне мини-экскурсию.
— Кухню и террасу вы уже видели. Это фойе. Это столовая, которой мы практически никогда не пользуемся. Это гостиная, которой мы тоже практически никогда не пользуемся. Это другая гостиная, в ней мы находимся постоянно, и она ведет на кухню, но вход туда нам перегородили из-за съемок вашего фильма.
Я киваю и притворяюсь, что слушаю, изо всех сил пытаясь прийти в себя, пока Бринн носится по дому. Она тормозит у подножия широкой лестницы, и я останавливаюсь вместе с ней.
— Музыкальная комната дальше по коридору, но не хотите сначала увидеть мою комнату?
Она жестом указывает наверх, и я слежу за ее движением. За резными перилами открывается вид на другую стену, полную фотографий, и хотя мне хочется осмотреть все, не думаю, что на данный момент справлюсь с этим. Я знаю, что это дом Леви, всего две минуты, и уже потрясена до глубины души.
— Что наверху?
Бринн отвечает, загибая пальцы.
— Моя комната, гостевая, гостевая ванная, моя ванная, прачечная, кабинет и папина спальня.
Последний пункт становится для меня решающим. Я определенно не готова быть так близко к спальне Леви. Спальне, что он делил с Джулианной.
— Может быть, позже. Пойдем в музыкальную комнату и приступим к уроку.