Между Памиром и Каспием

Этот период, охватывающий немногим более пятисот лет, примерно с 1700 по 1100 г. до н. э., знаменует собой известный упадок древнеземледельческих культур южной Туркмении. В подгорной полосе Копет-Дага в это время развивается культура, представленная комплексом Намазга VI. Керамика типа Намазга VI, мелкая глиняная скульптура, отдельные вещи вроде каменных зернотерок и ступок, кремневых наконечников стрел, каменных и металлических печатей, глиняных моделей повозок — все, казалось бы, следует традициям предшествующего периода. Но почти во всех видах изделий заметны черты огрубения и упадка. Более того, огромные цветущие поселения — «столицы» времени Намазга IV и Намазга V, такие, как Намазга-депе и Алтын-депе, в этот период неожиданно оказываются покинутыми, и преобладающими становятся мелкие поселки с площадью в 1,5–2 га. На территории Намазга-депе, например, жизнь сохраняется лишь на небольшой территории в северной пасти былого поселения. В это же время в северных предгорьях Копет-Дага появляются стоянки с грубой лепной керамикой степных племен, вторгнувшихся, по-видимому, в область расселения древних земледельцев из северных областей Средней Азии и вступивших в тесные контакты с потомками древних обитателей юга Туркмении: фрагменты степной керамики найдены в слоях этого периода на многих поселениях, в том числе и на южном холме Анау. Вполне вероятно, что под натиском этих пришельцев часть древних земледельцев покидает насиженные места и, перейдя через сыпучие пески, отделяющие Теджен от другой крупной реки Мургаба, создает в дельте последней небольшой оазис, первый форпост земледельческой культуры в этом районе, сыгравшем впоследствии важную роль в среднеазиатской истории.

Какие события происходили в это бурное время в южной Туркмении, нам еще далеко не ясно, но знакомство с археологическим материалом невольно создает впечатление насильственного перерыва в проходивших здесь процессах развития экономической и общественной жизни. Дальнейший ход культурного развития Средней Азии нельзя рассматривать как прямое продолжение древнейших традиций земледельцев южной Туркмении.

Казалось бы, на этом можно окончить рассказ о замечательных культурах Анау, однако, прежде чем расстаться с ними, нельзя не указать на место, которое они занимали среди культур и цивилизаций древнего Востока вообще.

Говоря о возникновении древнейших земледельческих поселений, мы уже отмечали, что процесс выделения земледельческо-скотоводческих племен из общей массы охотников, рыболовов и собирателей проходил в VII–V тысячелетиях до н. э. на весьма обширных пространствах Ближнего Востока. С выделением земледельческо-скотоводческих поселений на Ближнем Востоке возникли две культурно-хозяйственные зоны — зона оседлых общин с производящим хозяйством и быстро развивающейся культурой и обширная зона племен, не вышедших еще за рамки присвояющего хозяйства (см. карту 2). Джейтунская культура южной Туркмении была одним из центров оседлоземледельческой зоны, ее дальним северо-восточным форпостом.

Дальнейшее развитие культуры древних земледельцев южной Туркмении, самостоятельное в своей основе, проходило, однако, не изолированно, а в постоянном контакте с другими центрами оседлоземледельческих культур. Следы каких-то воздействий со стороны древнейших земледельцев центрального Ирана исследователи находят уже в наиболее раннем слое Анау I. Отдаленные воздействия далекой древнешумерской (так называемой убейдской) культуры Месопотамии В. М. Массон, В. И. Сарианиди и другие ученые видят в памятниках южной Туркмении и в конце периода раннего энеолита, т. е. примерно в середине — третьей четверти IV тысячелетия до н. э.

В. М. Массон объясняет воздействием извне (на сей раз из юго-западного Ирана, из древнего Элама) и появление на керамике типа Намазга II некоторых элементов росписи, таких, как отдельные изображения козлов и ряд геометрических узоров. Как осуществлялись эти месопотамские и юго-западноиранские влияния, доходившие до поселений южной Туркмении через тысячекилометровые просторы Иранского плато, мы пока не знаем.