Между Памиром и Каспием

От жизни той, что протекала здесь,

От крови той, что здесь рекой лилась

Что уцелело, что дошло до нас?

Два-три кургана, видимых поднесь…

Ф. Тютчев

В течение пяти веков после упадка культуры Анау бушевали над просторами Средней Азии грозные политические и социальные бури, о которых, однако, мы почти ничего не знаем. Сообщения легендарного характера, сохраненные более поздними авторами, звучные, но во многом загадочные тексты «Авесты» и немногочисленные археологические материалы представляют широкие возможности для бурных научных споров и смелых гипотез о якобы существовавших в то время древнейших среднеазиатских государствах. Но достоверными сведения об исторических судьбах народов Средней Азии I тысячелетия до н. э. становятся лишь с середины VI в., когда ее основные области вошли в состав Ахеменидской державы.

С тех пор в течение двух столетий, вплоть до походов Александра Македонского, история Средней Азии тесно связана с историей ахеменидского «царства стран», первой в истории человечества державы, претендовавшей на мировое господство, т. е. на власть и над Востоком, и над Западом, Позднее народы Средней Азии вошли в состав империи Александра, а после его смерти — в царство Селевка, одного из наиболее талантливых сподвижников этого великого полководца. И, наконец, около середины III в. до н. э, завершая эпоху тесного переплетения исторических судеб древних народов Запада и Востока, на севере современного Афганистана и в южных районах Средней Азии возникает своеобразное Греко-Бактрийское царство, государство наследников Александра в самом сердце Азиатского материка.

В «царстве стран»

Судьбы ахеменидского «царства стран» уже давно привлекли к себе внимание европейских исследователей. Достаточно вспомнить, что еще Нибур, единственный уцелевший участник первой европейской научной экспедиции на Восток, снаряженной в 1761 г. королевским правительством Дании, немало сил и времени уделил истории Ахеменидской державы и пытался, правда без особого успеха, прочитать древнеперсидские клинописные надписи; копии нескольких из них он, как известно, привез с собой в Европу. Со времени Нибура история ахеменидского Ирана и тайна древнеперсидской клинописи не переставали волновать европейских ученых.

Интерес к Ахеменидской державе ничуть не ослабел и после прогремевших подвигов Генри Роулинсона, который в 1835–1847 гг. скопировал и расшифровал самую большую, самую ценную в историческом отношении и самую прославленную в истории науки древнеперсидскую надпись, высеченную по приказу царя Дария I на Бехистунской скале, на древнем пути из Месопотамии в Иран. Однако ни ранние исследователи, ни многочисленные ученые, изучавшие в конце XIX — начале XX в. историю древнего Ирана, не уделили, да и не могли в силу тогдашнего уровня знаний уделить должного внимания истории северо-восточных владений ахеменидских царей — территории современных среднеазиатских республик.

Что касается работ по археологии и истории культуры и искусства, то в них до Великой Октябрьской революции, если не считать верхний слой Анау (как теперь установлено, этот слой относится к ахеменидскому времени), речь шла лишь об одном памятнике, вернее, об одной коллекции, которую можно было связывать со Средней Азией VI–IV вв. до н. э. Эта коллекция, состоящая примерно из 200 золотых, бронзовых и других художественных изделий и полутора тысяч монет, получила всемирную известность под названием «Аму-дарьинского клада» (рис. 10–11). Она была куплена в 1880–1882 гг. по частям английскими коллекционерами О. У. Фрэнком и А. Кэннингхемом на антикварном рынке северо-западной Индии, впоследствии попала в Британский музей в Лондоне и была опубликована в 1905 г. хранителем этого музея, известным искусствоведом О. М. Дальтоном в книге «Клад Окса»[3]. Что представлял собой этот клад и где он был найден, еще не совсем ясно.

Рис. 10. Золотой браслет из «Аму-дарьинского клада»

Рис. 11. Ручка серебряного сосуда из «Аму-дарьинского клада»