Довлатов – стилист. Однажды я прочитала у него: «Шагал, который жил в Харькове». Я удивилась. Все знают, что Шагал жил в Витебске. И Довлатов это знал, разумеется. Потом я поняла (или где-то прочитала): он не мог ставить рядом две буквы «в». «В Витебске». Это неудобно произносить. Лучше пожертвовать истиной, чем чистотой стиля. Поэтому вместо Витебска возник Харьков.
Вернемся к Асе.
Сергей на ней женился. Красавица и звезда не могла долго терпеть нищету и низкий статус Сергея. Кто он? Никто. Студент, при этом двоечник и прогульщик. Его выгнали из университета.
Ася закрутила роман с Василием Аксеновым. Он был молодым и модным. В те времена вышли его известные повести «Коллеги» и «Звездный билет».
Василий – обаятельный, знаменитый. Сергей не мог с ним конкурировать.
Через много лет я встретила семидесятилетнего Василия Аксенова в Женеве, спросила:
– У тебя был роман с женой Довлатова?
– С Асей? Ну конечно.
– Она была красивая?
– Высший класс. Голливуд.
– А почему ты на ней не женился?
– У меня уже была Майя…
Этот разговор происходил через сорок лет после события, но Василий помнил эту яркую страницу своей жизни. Такое не забывается.
Итак, у Аксенова в ту пору уже сформировалась главная любовь жизни – Майя Кармен. Получается, что Ася Пекуровская села между двух стульев. Сергей не мог простить измену. Любовь сломалась.
Сергея выгнали из университета за неуспеваемость. Забрили в армию. Он попал в ВОХРу. Стал охранником в тюрьме.
«Когда б вы знали, из какого сора растут стихи» (Анна Ахматова).
В тюрьме в Сергее проснулся писатель. Он пишет, как это произошло:
«Около двенадцати прибежал инструктор Воликов с криком:
– Охрана, в ружье!
Его окружили.
– На питомнике девка кирная лежит, – объяснил инструктор, – может, с высылки забрела.
– Урки, за мной! – крикнул Воликов.
– Люди вы или животные? – произнес Алиханов. – Попретесь целым взводом к этой грязной бабе?!
– Политику не хаваем! – остановил его Фидель (охранник)».
Алиханов (он же Довлатов) не пошел. Потом пошел. Наклонился, содрогаясь от запаха мокрых тряпок, водки и лосьона.
Огромная янтарная брошка царапала ему лицо.
Далее он вернулся в казарму, достал общую тетрадь и записал первую фразу: «Летом так просто казаться влюбленным. Зеленые теплые сумерки бродят под ветками. Они превращают каждое слово в таинственный и смутный знак…» Алиханов испытывал тихую радость.
Телесное падение породило в нем взмыв духа.
Довлатов начал записывать свои наблюдения в общую тетрадь.
«Зона» – это разные рассказы, связанные одной темой. Мне кажется, что Сергей Довлатов сам не догадывался, насколько прекрасны эти рассказы.
Я думаю, что мама Сергея Нора Степановна была в ужасе от того, что ее сын попал в зону, пусть даже охранником, но все равно зона – это круги ада. Однако судьба не глупее нас. Именно зона породила большого писателя.
Содержание «Зоны» уникально по материалу. Самое начало творчества, как правило, самое талантливое.
Однажды я сказала Владимиру Войновичу:
– Мне ранний Войнович нравится больше, чем поздний. Рассказы «Расстояние в полкилометра», «Хочу быть честным», «Путем взаимной переписки» интереснее, чем «Малиновый пеликан».
Он ответил:
– Так и Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» был самый талантливый.
Когда писатель только начинает свой путь, его взгляд не замылен писательским и житейским опытом.
Известный в свое время режиссер Анатолий Васильев, который поставил знаменитый спектакль «Взрослая дочь молодого человека», сказал в своем интервью: «Творец должен быть наивным», поскольку каждый опыт – не что иное, как опыт разочарований и грязи. Наивный – значит молодой, потому что наивный старик смахивает на идиота.
В лагере тоже есть любовь, вернее, ее подобие.
Алиханов (он же Довлатов) и Фидель идут на гауптвахту. Вернее, Фидель ведет Алиханова на гауптвахту. По дороге они решают зайти к «торфушкам» (женщины с торфоразработок). Это были сезонницы, которые жили в бараке за поселком. Довлатов описывает, как они одеты: «Ее малиновые шаровары были заправлены в грубые кирзовые прохаря. На запястье синела пороховая татуировка: “Весь мир – бардак!” Возникла подруга с бледным и злым лицом. Она была в малиновой лыжной куртке, тесной суконной юбке и домашних шлепанцах.
– Как работаете? – поинтересовался Фидель. – Надеюсь, с огоньком?
– Пускай медведь работает, – ответила Надежда.
– Тяжелее хрена в руки не беру…
Фидель уважительно приподнял брови».
Больше ничего не надо о них говорить. Понятно, что эти женщины опустились на самое дно женской пропасти. В них уже нет ничего романтического. Алиханов не остается. Уходит.
Вспоминает девушку из библиотеки. Библиотека – неподалеку.
Однажды он заглянул в эту библиотеку: «Я подошел к деревянному барьеру. Навстречу мне поднялась тридцатилетняя женщина, в очках, с узким лицом и бледными губами. Женщина взглянула на меня, сняв очки и тотчас коснувшись переносицы».
«Тайга, лагерный поселок, надзиратель… Женщина в очках… Как ее сюда занесло?..