Между раем и раем (СИ)

Не знаю, как кто, но лично я в масштабах страны ждал изменений радикальных. Ждал и надеялся. Мол, только тогда и в институтах жизнь сразу обновится и зашевелится по новому. Но когда, наконец, несуразных стариков сменил вождь молодой и бодрый, мои молодые надежды сменились, наоборот, как мне тогда виделось, возрастным скепсисом. Не надейтесь, реального обновления не будет - так следовало понимать первые слова и действия Горбачёва. И теперь для меня всё сошлось как бы в одну точку, и обстановка в институте, и жизнь в стране... Настало время сказать себе: "Хватит!". Ты должен хотя бы попробовать жить и действовать как-то иначе.

Гл. 2 Два года строгого порядка

Иначе-то иначе, но как? Переменить работу! Собственно говоря, если не претендовать на должности с высоким положением, проблем с переменой работы не было никаких. Взять тогда могли с ходу в выбранное просто наугад любое учреждение, предприятие или заведение - от сторожа в детском саду какого-нибудь мелкого городишки до дворника на любой столичной улице, хоть в окрестностях Кремля. И платить бы стали не хуже, кстати, чем рядовому институтскому инженеру. А что до цехов, то объявления о приеме висели на всех заводах и фабриках. Да и в деревне тогда заработки пошли, что надо, лишь бы не боялся грязи и не бегал от работы.

Вот те раз! - скажет кто-то в ответ. Надо ли было получать высшее образование, наработать семь лет стажа в институтских лабораториях, чтобы говорить о таких крайностях? Ведь институт, диплом для того и нужен, чтобы выбиться, пробиться, пролезть... в общем куда-то туда, куда берут не каждого.

Не знаю, после первого опыта работы мне вообще расхотелось куда бы то ни было пролезать и выбиваться. Может быть, сказывались корни? Я вырос в рабочей семье и никогда такой жизнью не тяготился. Собственно и в институт-то я пошел не для того, чтобы выбраться "из черни" в белые люди. А для чего тогда? Не сытой, богатой, роскошной виделась мне в тот момент моя будущая жизнь. Нет. Я хотел жизни интересной.

Не ради заработков рвался я в студенческие стройотряды, не ради кормовых и суточных охотно, с восторгом, соглашался и без оглядки кидался в любые командировки. Ради нового, ради разнообразия, ради того, чего еще не видел. Эх, если бы можно было стать просто вольным бродягой! Но нет. Корни, крепкие семейные корни, убеждения и традиции. Человек должен работать, только тогда он чувствует себя человеком.

Итак, я не знал - чего я хочу, но я уже твердо понимал - чего я не хочу. Я не хочу больше работать в Москве. Достаточно. Но если так, почему просто не обосноваться для начала в своем родном райцентре. Ведь я, если не считать школьных лет, в нем практически и не жил. Идёт ли в счёт жизнь от электрички до электрички в будние вечера и ночи, и долгое, на полдня, отсыпание по воскресеньям.

Но если перебираться в Ногинск, нет нужды говорить о сторожах и дворниках. Какая разница, городок вполне индустриальный, там и инженером устроиться не проблема.

На всякий пожарный я закинул удочку и по ближайшим окрестностям - Электросталь, Железнодорожное, Черноголовка... Действительно, сразу обозначилось несколько точек, куда меня спокойно могли принять в полном соответствии с моим МИХМовским дипломом. Но это опять ездить и кататься. И я остановил свой выбор на небольшом закрытом предприятии. Серьезное заведение, при нём конструкторский отдел, в целом - полная определенность. Разговор с будущим начальством показался мне весьма неплох, решение было принято. Может быть, хоть здесь подаст голос моё затаившееся призвание? Оставалось последнее - уволиться.

Мой шеф и научный руководитель, Геннадий Яковлевич, был искушенный проницательный человек. Он сразу понял, что ухожу я не на какое-то вожделённое место, куда хочу попасть во что бы то ни стало, а просто, лишь бы подальше от приевшегося МИХМа. Он вернул мне моё заявление со словами, чтобы я больше к нему с этим не подходил и не заикался. А заявление от такого же инженера, Юрки Ларченко, написанное днём позже - завизировал сходу. Ларченко уходил не просто так, он шел на очень хорошую должность по линии своего тестя. Меня же он, как сотоварища, в те дни поддерживал морально.

Поддержка - вещь полезная, но она служила лишь маленьким дополнением. Не в моем характере было в подобных случаях поворачивать на сто восемьдесят градусов. Слишком много я передумал, слишком тяжело подталкивал сам себя на последний шаг. Но шаг был сделан, пружина сорвалась со спускового крючка, и наступившее внутреннее облегчение я бы теперь не променял ни на что. Камень покатился с горы.