Между раем и раем (СИ)

И в тот момент, когда, казалось, жизнь вошла в прямое чёткое русло, почта доставила мне домой весьма сумбурную телеграмму. Прислал ее мой друг еще со времен студенческой группы Володя Маслов. Он, как и я, сразу после окончания института распределился на одну из кафедр МИХМа, занимался сейчас плазменной и высокотемпературной техникой. Правда, загодя он сам выбрал эту кафедру, а потому был горд и решителен в своих планах. Мой уход из института он не одобрял, но относился к нему с пониманием. А тут Володьке выпал случай дать мне, в его представлении, еще один шанс покорить столицу. Ведь он-то категорически не понимал, как так можно, самому не хотеть обосноваться в Москве.

Как когда-то говорил мне по другому поводу другой одногруппник Женя Якоби - если уж ты попал в институт, сам ты отсюда не уйдешь. Уйдешь только тогда, когда тебя отсюда выставят, да еще и очень попросят. А пока до этого не дошло, крепись, но цепляйся. Был этот разговор в стародавние времена, еще на третьем курсе. А всего год с небольшим до этой знаменитой Масловской телеграммы сам Женя тем не менее отправился в собственную дальнюю дорогу. Уже не из института или Москвы, а вообще из Советского Союза. Впрочем, никто тогда не думал, что мы расстались навсегда.

Телеграмма от Маслова была из новых, уже не состояла из наклеенных полосок, а напечатана вся единым текстом и шрифтом на аппарате, который еще не привыкли называть принтером. При ее передаче произошел какой-то сбой, техника только осваивалась. Там, где положено было быть основному тексту, царил какой-то хаос из букв, цифр значков и интервалов к месту и не к месту. Связные слова вылезали из сумбура, обрывались на полуслове, начинались сызнова. Следовали в тех же строках пояснения, типа "сбой", "повтор", "так".

Но это всё я стал рассматривать позже, когда пытался разобрать, нет ли в телеграмме чего-нибудь еще. А основной ее смысл дошел до меня сразу: "приезжай до 20го тебе предлагают очную аспирантуру".

Эти слова отозвались в моем подсознании бравурной музыкой, потому что жизнь конструктора начала мне понемногу приедаться. Я уже видел, какими границами очерчен мой профессиональный и карьерный потолок, чего я могу на этом поприще, и что мне явно не по силам.

Не так давно нам поставили перед всем отделом одну техническую задачу, которая так и осталась нерешенной. Это был один из вариантов будущего направления, он был отброшен и отрасль пошла по другому пути. Но для себя я чётко увидел, какие задачки мне не только неинтересны, но и не по зубам. Неважно, что я не захочу сидеть над ними неделями и месяцами, внутри появилось жесткое убеждение о заметной ограниченности в конструкторском деле моих способностей. Ведь у меня не появилось по этой проблеме никакой, даже самой глупой или примитивной идеи.

Говоря иначе, я сразу решил, что телеграмма Маслова пришла вовремя.

Приглашал Володька меня не к себе в товарищи на ту же кафедру, и вообще не в МИХМ. Он выступал посредником между мной и человеком, которого я по прошедшим михмовским годам смутно помнил. Мало ли с кем не приходилось сталкиваться в коридорах института, тем более, что внешность у этого человека была запоминающаяся. Был он худощав, подтянут, без малейших признаков лишнего жира, хоть и носил не пиджак, а свитер. Крупные очки, борода и лоб, без всякой видимой границы переходящий в голую макушку. Теперь же я узнал его имя - Алексеев Николай Васильевич. Человек резких суждений и стойких антисоветских взглядов.

Впрочем, всё это выявилось уже потом, да и вообще, кого можно было в 88 - 89 году двадцатого века удивить антисоветскими взглядами. Алексееву нужны были люди, согласные и способные работать головой и руками. И при этом еще достаточно молодые, чтобы без лишних вопросов взялись за любое задание. Николай Васильевич только-только перешел из МИХМа в Институт Металлургии (кстати академический) и разыскивал людей для своей будущей исследовательской группы. Работать предстояло на плазматронах, тех самых, которые Володька Маслов изучал и эксплуатировал уже почти десять лет, я же столкнулся с ними впервые.

Значит - снова Москва? Но сначала нужно было сдать вступительные экзамены.

Гл. 3 Муки поступления

Как всё-таки быстро менялись времена! Еще лет пять назад к такому заведению, как аспирантура, без покровительства очень сильного шефа или иного рекомендательного документа было и близко не подступиться. Наши ПАХТовские инженеры посматривали на того же Саню Кудрявцева - очного аспиранта - с легкой, но тоскливой завистью. Он мог не ездить ни в какие командировки, появлялся и уходил, не вспоминая ни про какой табельный учёт, и, самое главное, его диссертация была убедительно включена в план. По этому плану именно через три года он должен был стать кандидатом, о чём теперь заботились и его руководитель, и кафедра. Так оно и произошло.

Но теперь аспирантом предлагали стать мне. Да еще в институте ИМет Академии Наук! Неспроста я так встрепенулся от удивительной телеграммы. И в назначенный срок с надеждой и волнением был у Алексеева.