Между раем и раем (СИ)

К кому ходить по поводу всех подобных работ, что писать, с кем решать и кого уговаривать, я уже знал и понимал. К концу лета мы получили в новом реакторе нового бокса первый металлический молибденовый порошок. (Исходное сырьё - 50кг концентрата оксида молибдена я приволок для этого лично в рюкзаке из города Скопина) Но это была просто проба, испытание установки в работе. Надо было переходить к основной задумке Алексеева - подавать плазменный факел не в пустой реактор, а прямо в слой воды. Точнее - водного раствора какой-нибудь соли - меди или никеля. Именно эти металлы были заявлены в программе исследования.

Когда я только шёл в ИМет, то сразу про себя решил, что не нужно терять время со снабженцами по мелочам, типа электрических розеток, трубок, шлангов, крепежа, инструмента и т.п. - короче того, что было под силу купить за деньги в магазинах. Своих личных денег у меня к тому времени немного поднакопилось, ведь я был холост, жил в квартире с родителями, и большую часть своего заработка с их безусловного согласия оставлял себе. Небольшой частью этих сумм ради аспирантуры можно было вполне пожертвовать.

Время над моими планами только посмеялось.

К сожалению дефицит, а точнее, паралич обеспечения уже вовсю охватывал и области наличных продаж. И то, что тогда исчезало, нельзя уже было купить ни за какие деньги. А с точки зрения моих лабораторных нужд, это в первую очередь коснулось материалов. Я с большим трудом раздобыл несколько килограммов медного купороса (через отца, на Ново Ногинской фабрике), а какую-либо подходящую соль никеля так и не смог достать нигде. Таким образом, все три года я работал только с ярко-синими растворами купороса.

Но даже и запас купороса не позволял проводить эксперименты слишком часто. Стало неимоверно трудно доставать баллоны с водородом, основным газом, с которым мы работали. Десяток баллонов в год на всю группу, с учетом того, что одного баллона хватало только на четыре эксперимента. И получить эти "золотые" баллоны можно было только через бартер. Денег, неважно безналичных или наличных, и без нас у всех было, хоть отбавляй. А за живой товар все требовали только живого товара. Менять же было практически не на что, институт - не завод.

Плюс, наложили свою лапу тяжелые условия самого эксперимента. При подаче плазменной струи не в воздух, а в воду моментально выходили из строя сопла плазматрона. Если на воздухе медное сопло могло выдержать и месяц ежедневной работы, в наших экспериментах счет шел на разы, несколько запусков - и точи новое сопло. С токарями проблем не было, в институте действовал приличный парк станков, и все на ходу и в работе. Но чтобы тебе что-то сделали - неси токарю болваночку, в моём случае - чисто медную. А медь тоже исчезала на глазах.

Единственное, что поступало по-прежнему регулярно с завидной стабильностью - это спирт. Его мы в ИМете получали заметно больше, чем, например, в том же МИХМе. Но в те годы даже спирт потерял свою универсальную силу, он перестал быть "жидкой валютой", открывающей двери любых складов и цехов. Склады стояли пустые, весь дефицит был упрятан до поры в дальних закромах, а спирт разлетался по мелочам. И гораздо чаще стал просто употребляться самими институтскими работниками. Его переставали жалеть и хранить "для ускорения важного дела".

Но всё-таки на первых порах всё начиналось хорошо. Цветков смотрел милостиво, Алексеев был доволен. Его планы понемногу воплощались в реальность. В минуту откровенности он мне как-то сказал:

-- Теперь, я вижу, всё пойдёт нормально. Осталось только избавиться от пьяницы Злобина, хама Хайкина и бездельника Корзинова.

Прозвучали слова Алексеева, надо признаться, чересчур грубовато и нелепо. Витя Злобин, Дима Хайкин и Лёва Корзинов состояли сотрудниками этой группы, когда ее еще возглавлял сам Цветков. И было это совсем недавно. А сейчас, кроме этой троицы, в двух названных комнатах кроме меня и самого Алексеева не обитало больше никого. Правда, ненадолго здесь подвизалась Елена Троицкая, она работала вместе с Алексеевым, но быстро ушла в декрет.

Как мне рассказали сами эти ребята, во времена Цветкова здесь работали еще двое сотрудников, но они расстались с Алексеевым еще до моего прихода. И, по его понятиям и планам, очередь была за последними тремя.