Но продавал я не только сортовой товар, в ход могла идти и некондиция, и пересортица, и заводское перевложение (то есть избыточное количество блистеров в заводских коробках, что тоже было не редкостью). А так как некондицию (внешне попорченные упаковки) иногда можно было скинуть за счёт поставщика, то есть сразу исправить в приёмных документах на меньшее количество, то неучтенного, но забракованного товара у меня было достаточно. И довольно многое из него удавалось продать через Андрея Кондрашина, например - сразу двести тюбиков троксевазина, а как и кому, я не спрашивал. Ясно было, что здесь задействованы многолетние аптечные связи.
Эти неучтённые суммы я придерживал на крайний случай, например - возможную недостачу, но иногда выдавал из неё людям на разные мелочи, какие-нибудь пакеты и прочее подобное. Не бегать же за каждым рублём к директору или хозяину! Так что на сапоги шоферам я вполне мог бы и выдать, и выдал бы, если б верил, что проработаю здесь еще долго.
Но теперь, в общем-то зная нового директора Гулю, я не исключал, что они могут понадобиться и мне самому. Чтобы всё, когда дойдёт черёд, сошлось копеечка в копеечку!
Гл.20 Родные пенаты
Что послужило для меня окончательным толчком закончить наши аптечные игры, я сейчас не помню. Вероятно, какая-нибудь последняя мелочь. Но время этого события могу назвать довольно точно. Еще 23 февраля, во время общего празднования, я чувствовал себя в своей тарелке, было шумно и весело. А уже в празднике 8 марта я участвовать не хотел, и даже пробовал сбежать, не привлекая ничьего внимания. Иными словами, внутренне я уже настроился на уход.
Засекла мой манёвр и тормознула меня Фёдорова Татьяна. Казалось, что она даже возмущена таким, на мой взгляд вполне безобидным поступком. Пришлось что-то промямлить, досадуя в душе на неудачу - надо же, меньше всего мне хотелось нарваться именно на неё. Надо сказать, что за те двенадцать дней, что прошли с празднования 23 февраля, я старался ее избегать, реже сталкиваться во время работы, будто чувствовал, что в решающий момент моему тихому исчезновению помешает именно она.
А причиной стала одна, мимоходом услышанная фраза. Было это всё тогда же, во время праздника.
День Защитника Отечества мы отмечали шумно, во главе стола опять лидировала Елена Родионова. Назначение Гули ведь не означало немедленную отставку Елены, у нее пока только изъяли печать и право подписи. А вопрос "кто и как" нужно еще было утрясти - кроме Сергея Макареева существовал еще и господин Сорокин, а с ним вопросы имущества, лицензии, короче - весь клубок. Принципиально эти господа договорились почти сразу, без конфликтов, но принципиально не означало "окончательно".
Потому-то Елена по-прежнему оставалась сотрудницей "Милосердия", хоть и без определенной должности, продолжала занимать ту же комнату, которая только перестала быть директорским кабинетом. Более того, теперь, в отличие от прежнего, она появлялась и уходила строго по часам, проводя безвылазно в комнате целый день. Никакой работы, даже формальной, она разумеется уже не выполняла.
Не замечал, чтобы кто-нибудь, тот же Логинов Фёдор, к примеру, заглядывал в комнату к Родионовой. Дверь туда всегда была прикрыта. Но сам я временами, хотя бы раз в течение дня к ней заходил, это ведь теперь не сошло бы ни за подхалимаж, ни за карьерные изыски. Минут по десять, по пятнадцать мы болтали на совершенно посторонние темы, для Елены Викторовны это было явное развлечение посреди скучного дня, для меня - некая видимость моральной поддержки. Не знаю, требовалась ли Родионовой подобная поддержка, просто мне было противно видеть этакое всеобщее единодушное отстранение.
Но праздник есть праздник, и появление бывшей директрисы за праздничным столом произошло совершенно спонтанно, тем более, что Гуля в праздновании не участвовала. К числу ее положительных черт несомненно следовало бы отнести почти полное неприятие служебных гулянок и междусобойчиков. А Елена, видимо и после долгого скучного затворничества, была в тот день искренне весела, шумна и довольна жизнью. Среди общих застольных шуток, кто-то проехался и на мой счёт, подсмеиваясь над затянувшимся холостяцким состоянием. Я, как обычно, отвечал, что дело это серьёзное, надо еще найти хорошую женщину.
-- А что искать? - воскликнула, по-моему, Галина Макареева. - Погляди сколько перед тобой.
И в самом деле, все тамошние женщины сидели по одну сторону стола, в один ряд, и получалось, как раз напротив меня. Причём, действительно, почти все они на тот момент были незамужними.
-- И правда, - сказал я, пытаясь отшутиться. - Вот сколько, только выбирай.
-- И выбирать нечего, - заявила Елена, сидевшая с краю. - Я теперь свободна, так что будем считать, дело решенное!
Кто-то перебил, тема разговора сменилась, и шутка таким образом завершилась. Пошли другие разговоры, потом все начали вылезать из-за стола, кто курить, кто просто размяться, немножко подвигаться. Я уже выходил за дверь комнаты, когда, не оборачиваясь, услышал прямо позади себя: