Папа Маргариты, Владимир Андреевич Кривицкий, известный режиссер, обладал, наверное, всеми существующими регалиями и к тому же был обласкан властями. В общем, большой человек.
— Ага, позвонить и сказать: «Владимир Андреевич, не знаете, где ваша дочь блондает? Я ее никак найти не могу».
— Что я тебе могу сказать?
— И на том спасибо.
Я положила трубку и задумалась. Обзвонила всех, кого только было можно. Никто ничего не знает. У меня нет даже телефона, а на все про все — два дня. В театре телефон точно не дадут, не тот случай. Засада! Тогда я решила позвонить актеру Виктору Токмакову, работающему в том же театре, что и Маргарита. Я знала, что у него есть театральная книжка с адресами и телефонами всей труппы. Вдруг повезет?
— Витя, привет! Ты меня не выручишь? Нужен телефон Маргариты Кривицкой. Мне послезавтра материал сдавать.
— Ничем помочь не могу. У меня нет ее телефона. В книжке напротив ее фамилии стоит пробел. Шифруется девушка. Единственное, что могу тебе сказать, — у нее завтра спектакль.
— Ты мне предлагаешь ее пасти весь день? Офигела твоя голова, дорогой.
— Больше, к сожалению, ничего хорошего не скажу.
— Ладно, и на том спасибо. Счастливо!
— Пока.
Идея пришла, как всегда, неожиданно. Я решила написать Маргарите записку, причем таким пятистопным ямбом, чтобы запомнилось навсегда. Раскланяться так, чтобы ее самолюбие было польщено по полной программе. В конце оставила свои телефоны и попросила перезвонить. Вложила в конверт номер газеты поприличнее и поехала в театр, благо это была всего одна остановка на метро. Оставила конверт на вахте и стала ждать. Интуиция подсказывала, что должно сработать. А она меня практически никогда не подводила.
Вечером я еле доехала до дома. То ли погода менялась, то ли объем информации, свалившийся на мою бедную голову, дал о себе знать. Но я «тормозила», что называется, по полной программе. Когда я поняла, что раздружилась с головой окончательно, тишину нарушил телефонный звонок.
— Здравствуйте, это Рита Кривицкая.
— Здравствуйте. — Я не сразу сообразила, кто это, поскольку в моем окружении ее тезок было предостаточно.
— Я получила вашу записку и газету. Я очень тронута вашим предложением об интервью.
— Завтра это возможно?
— Да, конечно. Только позвоните мне с утра. Мало ли чего.
— Вы, если можно, телефон оставьте.
— Да. Записывайте…
На следующий день мы сидели в театральном буфете за чашкой кофе и болтали, словно были закадычными подружками, которые давно не виделись. Рита произвела на меня приятное впечатление. Во всяком случае, она нисколько не была похожа на «серую кардинальшу», как ее многие представляли. Уже уходя, я столкнулась с Токмаковым.
— Привет, какими судьбами?
— Интервью с Кривицкой делала.
— Все-таки раздобыла телефон.
— Не без проблем, но раздобыла. Вы же, великие, телефоны без конца меняете. Только успевай отслеживать.
— Ну и хорошо. А сейчас куда?
— Наверное, домой. Мне завтра текст сдавать. А что, есть альтернатива?
— Давно не виделись, думал, может, посидим, поговорим?
— «А поговорить?» — вспомнила я известный анекдот. — Что ж, отдыхать тоже когда-то надо, так что часок уделить могу.
— Ну и славно.
Мы поговорили о нелегкой доле артистов, журналистов и вообще людей творческих. Поделились проблемами, не обошлось и без бесконечных баек. В общем, славно время провели. Потом каждого из нас ждала работа: Виктора — спектакль, а меня — расшифровка его интервью. Оно лежало уже почти неделю — руки все не доходили.
Я рассчитывала на полчасика заглянуть в редакцию: просмотреть почту, сделать несколько звонков и поехать домой. Все-таки полезно иногда показываться на глаза начальству. Вроде работаешь… Правда, на этот раз я хотела, побыстрее разделавшись с делами, «свинтить» пораньше, но в тот вечер отмечали день рождения нашего технического директора, любимца всей редакции, и не поздравить его я просто не могла.
Я приехала, когда столы уже были накрыты, так что избежала участи большей части женского коллектива — приготовления закусок. Народ потихоньку стекался. И — началось. После Алины слово взял отвсек Олег Александров.
— Геннадий Владимирович, я хочу поздравить вас, как инженер инженера.
— Олег, МИХМ и инженер — понятия несовместимые, — брякнула Анжела. Хотя все прекрасно знали о том, что Олег сам недолюбливал свою альма-матер.
— Не наступай мне, пожалуйста, на любимый мозоль.
— Олег, ты, как ответственный секретарь, должен знать, что слово «мозоль» — женского рода.
Праздник был испорчен. А с Анжелой Олег потом не разговаривал неделю.
Олег был постоянным объектом беззлобных насмешек, и прежде всего из-за характера. Его ворчалкам по поводу и без повода не было конца. Он всегда во всем сомневался и на любое предложение о нововведении возражал: «А что, если…» Дальше следовали варианты.
Если он заходил в отдел и видел, что мы пьем кофе и болтаем, Олег непременно встревал с замечанием:
— Все треплетесь! А работать кто будет?
Стоило кому-то задержаться в приемной, и уж тем более остаться на предложенный секретаршей чай или кофе, Олег тут же начинал всех изводить: