Между жизнью и честью. Книга I

Размышления, факты, комментарии

Я хорошо помню папиросы «Беломорканал», их курил мой отец, когда заканчивался табак-самосад. Помню, как преподносили нам эту стройку как одно из главных достижений советской эпохи. Мы верили и гордились, потому что не знали, скольким жизням обязана эта стройка. Можно всё оправдать, можно сказать, мол, такое время было. Какое время? Время помпезных проектов и самовосхваления? Наш социалистический строй самый лучший!? С ним «Мы НАШ, мы новый мир построим! И без рабов, и без господ!? Кто был никем, тот станет всем!» Эти песни в школе, когда я училась, были обязательны для разучивания. Мы пели их на праздничных концертах в сельском клубе и на смотрах самодеятельности в районе. Обязательными были песни о Ленине.

С высоты прожитых лет, невольно врываются мысли: кого растили из нас? Ответ один: покорных рабов, у которых не должно быть собственного мнения и волеизъявления. И всё это было так представлено властью, что этот самый раб должен был радоваться своим бесправным положением, боготворить тех, кто строит ему светлое будущее.

Почему же это светлое стало сразу настоящим для пришедших к власти в 1917 году? Потому что к власти пришли невежи. Они сразу почувствовали вкус этой самой власти, отделились от народа и стали истреблять его всевозможными указами и постановлениями. Доверчивый народ всячески помогал власти, строча доносы даже на родственников.

У Томаса Мора, по этому поводу, есть точное изречение:

«Гордыня и жажда суетной славы и власти – вот та ядовитая змея, которая, раз проникнув в сердца, внедряется в них до тех пор, пока разобщением и рознью не сокрушит всего, что есть: ибо каждый стремится быть сначала вторым после первого, потом равным первому и наконец – главным и выше первого».

И тут я снова возвращаюсь к своему роду.

Так мой дед Бобок Алексей Семёнович оказался на стройке Беломорканала.

«Работали, как проклятые, – вспоминала мама рассказы отца об этой стройке. – Всё делали своими руками, никаких инструментов для работы не выдавалось. Кормили скудно: кусок хлеба на целый день и суп, который трудно назвать супом, просто баланда какая-то. Кто болел или, по слабости здоровья, не выполнял поставленную задачу, тому и это питание уменьшали. Люди умирали, как мухи, никто их не считал. Считали только живых и пополняли бригады. Гнали на эту стройку со всех лагерей».

Как рассказывала мама, мой дед на этой стройке был ударником труда.

«Он везде работал от души, – говорила мама, – а тут ещё и выжить надо было. Ударникам «хоть у редкую стежку», но давали кашу с мясом».

После этой стройки деда вместе с другими заключёнными направили на строительство другого канала Москва-Волга.

По рассказам мамы и тёти Маруси, которая прожила почти девяносто лет, мой дед сначала работал на строительстве Истринского водохранилища, потом был переведён десятником на строительство портов канала Москва-Волга.