Между жизнью и честью. Книга I

«Пока отец гробился на никому не нужной войне, — вспоминала Екатерина Никитична, — нам помогал во всём дедушка по линии отца. У него было большое собственное хозяйство, он имел свою пасеку, много живности в подворье. Тружеником был большим мой дед. В памяти до сих пор живёт вкус мёда, которым угощал меня дедушка. Отец возвратился с войны весь израненный, слабый и вскоре умер. Потом началось раскулачивание. Семью нашего деда раскулачили и сослали в Сибирь. По дороге почти все они умерли.

Советская власть быстро забывала о тех, кто защищал её. Я часто перебираю в памяти события тех лет и с горечью думаю об отце, о котором помню только из рассказов мамы. Семья наша оказалась в тяжелейшем положении. Из всех детей уцелела одна я».

Примечание.Эту солнечную женщину я знала, общалась с ней несколько раз. Удивительную судьбу прожила она. Горечь страшнейших утрат (она пережила всех своих детей) не сломили в ней дух человеческой доброты. Она вырастила всех своих внуков, была счастлива поделиться теплом с правнуками.

* * *

Историческое беспамятство отрицается, память возвращается.

С некоторых пор меня не покидает мысль: что же мы за люди такие? Какие поговорки закрепились прочно в памяти народной: новая метла чисто метёт, обломается — под лавкой валяется…

Мысль народная характеризует нашу историю. Так повелось у нас с 1917 года, точнее, с октябрьского переворота, со сменой власти происходит корректировка истории.

Самое обидное, что с памяти пытаются стереть то, что невозможно стереть, потому что это мировая история. Как бы ни старались, она всё равно возвращается.

Я тоже возвращаю то, что должно присутствовать в нашей истории, потому что, повторюсь, история — это судьбы людей, то есть, судьба моего рода тоже входит в историю нашей страны. Потому что это не единичный случай, а целый кровавый период советской власти.

Привожу пример: в пору моего школьного детства, а это было так давно, о первой мировой войне почти ничего не было сказано. Была дана только краткая характеристика: это война империалистическая. То есть, она не заслужила никакого внимания, тем более памяти, так как воевали империалисты между собой. А когда это империалисты, то есть, представители власти, воевали? Воевал всегда народ! Он тупо шёл убивать друг друга по приказу власти или под «дулом его оружия».

В первой мировой войне воевали наши прадеды, словом, простой народ. Власть, назвав войну «империалистической», заставила всех нас отречься от своих прадедов, которые честно выполнили долг солдата.

Мой прадед Семён был ратником 2 разряда, имел семью, был призван на войну в 1916 году, участвовал в Брусиловском прорыве. По рассказам мамы, с войны пришёл тяжело больным, потому что наглотался газов. Сильно кашлял, поэтому не мог выполнять тяжёлую крестьянскую работу. Но подросшие сыновья были великими тружениками, во время НЭП сделали семью зажиточной. Такие семьи новая власть под руководством вождя Ульянова-Ленина назвала кулацкими. Они подлежали уничтожению — раскулачиванию. Раскулачили, разобрали всё: что в колхоз, что раздали по бедняцким домам, то есть тем, кто особо не старался работать, часто пьянствовал.

Делала это власть с особым злом и ненавистью, потому что малолетних детей кулаков оставили без средств существования. А в некоторых районах страны властвующие выгоняли людей на мороз, на верную гибель, запрещая соседям под страхом смерти, проявлять жалость, пустить в дом, хотя бы согреться.

Прадед Семён, герой Брусиловского прорыва, умер от голода в 1932 году.

Все подвиги его и других наших предков были вычеркнуты из истории советской властью, которая отвела огромное место братоубийственной гражданской войне.

«Что же мы за люди?» — этот вопрос не даёт мне покоя.

Почему мы продолжаем оставаться рабами по жизни?

«Самое страшное, когда к власти приходит раб».

Почему? Потому что он остаётся рабом своих внутренних рабских потребностей. Все последующие руководители нашего государства после 1917 года стремились заполучить неограниченную власть. И получали же! Получали и становились рабами всех своих пороков: ненависти, злобы, алчности, разврата…

Чтобы уцелеть, надо было соблюдать неписаные принципы властвующего раба: беспрекословное повиновение, восхваление власти, восхищение новой жизнью, пронизанное искусной ложью.

Массовые репрессии кое-чему научили Сталина: он осознал, какую власть над людьми имеет идеология. Со времен смерти Ленина он постоянно, до тошноты, твердил старые ленинские лозунги. Теперь же он начал создавать миф о непогрешимости ленинско-сталинского учения.