Между жизнью и смертью. История храброго полицейского пса Финна

Несколько дней мои друзья и родственники не знали, могут ли они приезжать к нам домой, поэтому были очень рады получать от Джеммы последние новости. Но на следующей неделе сюда потянулись гости, которые своими разговорами помогали мне примириться со случившимся, чего до этого времени я не был в силах сделать самостоятельно. У меня в голове постоянно крутились одни и те же мысли, поэтому хорошо, что друзья показали мне иной взгляд на произошедшее, помогли понять причины тех или иных решений. Это было только начало пути, когда я смог частично избавиться от ощущения вины и чувства одиночества.

Что до продолжающегося расследования в отношении нападавшего, то тут я не хотел знать никаких подробностей. Джемма держала всё под контролем, но я дал себе слово не разговаривать с ней об этом. Я работаю в полиции уже четырнадцать лет и за это время понял, что не нужно без крайней необходимости выяснять, как закончились те истории, в которые ты был вовлечен. С тех пор как я стал кинологом, это приобрело еще большую актуальность. Если бы я знал дальнейшую судьбу каждого из сотни преступников, которые в результате нашей с Финном работы попали под суд и оказались в тюрьме, то мне, наверное, было бы сложно дальше ловить нарушителей закона. Когда вы больше не занимаетесь конкретным преступлением, не надо о нем думать. Иногда людям, совершающим плохие поступки, удается ускользнуть от закона. Временами наша жизнь бывает несправедлива.

∗ ∗ ∗

Мое детство было не таким безоблачным, как могло бы быть, но зато у меня была собака. Ее звали Джесс, и она была немецкой овчаркой моего отца.

Я не знаю, сколько лет она жила у него. Это только одна из подробностей жизни моего отца, о которой я никогда не узнаю. Одно я знаю точно: он любил немецких овчарок. У моего дяди, с которым отец был близок, тоже имелась немецкая овчарка. Правда, ее имени я не помню. Поэтому уверен, что любовь к немецким овчаркам передалась мне от других членов семьи. Когда я был совсем маленьким, мы ездили к дяде каждое Рождество, и я любил играть с его собакой. Кажется, я никогда не боялся собак.

Джесс была моим товарищем еще в те времена, когда я был младенцем. Одно из моих первых воспоминаний (оно представляется мне неясным, но моя сестра Джеки подтверждает, что так и было) о том, что я сижу на крыльце нашего дома с Джесс и жду, когда отец вернется с работы. Это стало для меня своеобразным примером собачьей преданности, потому что мой папа никогда бы не пришел. На самом деле он умер за несколько дней до того, как мне исполнился год, в больнице во время операции на сердце, которая должна была спасти ему жизнь. И, несмотря на это, Джесс продолжала ждать его так же, как теперь меня в машине ждет Финн, когда мне надо уйти — потому что если есть хоть небольшой шанс на возвращение хозяина, то почему бы его не подождать.

Когда отец женился на маме, он был уже немолод: мужчина почти шестидесяти лет, старше своей избранницы примерно на двадцать шесть лет. Насколько мне известно, до встречи с ней он жил один, в то время как мама уже побывала замужем. Она развелась, потому что ее супруг не хотел иметь детей, и вышла за отца отчасти из-за того, что он вел яркую жизнь. Папа работал в BOAC — одной из крупнейших британских авиакомпаний тех лет, и по льготным билетам они с мамой облетели весь мир: Новую Зеландию, Австралию, Канаду, Фиджи… У нас с сестрой было трудное детство, потому что мама страдала тяжелой формой депрессии. Временами она даже хотела уйти из дома.

Об обстоятельствах развода матери с первым мужем и последующего выхода замуж за отца я знаю очень мало, потому что после его смерти мама никогда не говорила о нем. Всё выглядело так, словно она хотела забыть этого человека. Это неудивительно, ведь мать очень тяжело восприняла его уход. Всё случилось совершенно неожиданно, сильно ухудшив ее эмоциональное состояние. Настолько сильно, что у нее случился, как это сейчас принято говорить, «нервный срыв», хотя я не уверен, что в тот день она вела себя как-то особенно, но подозреваю, что позже у нее было диагностировано биполярное расстройство[4].

Я рос в муниципальном доме в районе Даунхем на юго-востоке Лондона на границе с городом Кент. В этом доме жило только трое человек — мама, моя сестра Джеки и я. Когда отец умер, мы стали жить так, будто его никогда и не существовало. Я вспоминал о нем, только когда делал что-то (вставал в необычную позу, по-особенному расписывался, держал ложку и так далее), что заставляло мать замирать. В таких случаях она говорила: «Ты делаешь так же, как и твой отец». И всё. Больше мама никогда не упоминала о папе. Было понятно, что для нее это слишком болезненно.

Но так как я ничего не знал об отце, такая жизнь казалась мне вполне нормальной. Каждый ребенок считает свою жизнь нормальной, и мы с сестрой ничем в этом отношении не отличались. Мы жили бедно, но не задумывались об этом до тех пор, пока не подросли настолько, чтобы понять, как обстоят дела в других семьях. Наша мама была самым любимым человеком.