Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в.

Учитывая стилистическое и терминологическое единство статей 1054, 1073 гг. и первой части статьи 1097 г., следует обратить внимание на еще один факт, приведенный Л.В. Черепниным, который, отметив употребление понятия «ряд» как регулятора междукняжеских отношений в летописной статье 1096 г., предположил, что этот «ряд» (нашедший воплощение в решениях Любечского съезда 1097 г.) оказал влияние на репрезентацию «последней воли» Ярослава Мудрого в статье 1054 г.⁵⁷⁴ С геополитической точки зрения раздел «отчин» в 1097 г. опирался на раздел 1054 г., но с теми коррективами, которые были внесены в него Всеволодом Ярославичем, поэтому предположение о стремлении составителя «Начального свода» возвести к предшествующему прецеденту не только геополитические, но и идеологические факторы регулирования междукняжеских отношений, является вполне обоснованным, учитывая необходимость их закрепления договором, который получает и конкретную терминологическую характеристику («ряд»). Экстраполяция этого понятия на раздел 1054 г., где он представлен как установление общего предка, а не как коллективное соглашение наследовавших ему князей, позволяла составителю «Начального свода» представить в более выгодном свете «ряд» 1097 г., который становился не только геополитическим, но идеологическим продолжением заложенной прежде традиции, с помощью которой можно было обосновать и постепенное проникновение в политическую практику доктрины о приоритете «старейшинства» в управлении наследственной волостью-«отчиной». По всей видимости, одновременно с представлением о «ряде» Ярослава как «регламенте» междукняжеских отношений, в «Начальном своде» произошло распространение выраженных в нем идей на события предшествовавшего периода, изложенные в повести «Об убиении Бориса и Глеба» и рассказе о переговорах Ярослава с Мстиславом в 1024 г., в результате чего произошла их модернизация.

Таким образом, мы показали, что политическая ситуация, сложившаяся на Руси между Волынским компромиссом 1077 г. и Любечским съездом 1097 г., могла объективно способствовать упрочению представлений о приоритете «старейшинства» среди потомков Ярослава I, однако злоупотребления при распределении волостей, допускавшиеся «старшими» князьями в отношении «младших», не позволили сделать эту доктрину общепризнанной, поскольку потомки Святослава Ярославича на долгое время оказались исключены из сложившейся политической системы, вследствие чего для них оказался актуальным вопрос реализации права на «отчины» (наследственные волости), которое практиковалось Всеволодом Ярославичем в ограниченном объеме на правобережье Днепра (возможно, с целью сохранения территориальной целостности «Русской земли» под властью Киева). После того как в 1094 г. «отчинные» права Святославичей в «Русской земле» были восстановлены, лидер клана Олег стал добиваться права осуществления самостоятельной внешней политики, которая базировалась на тесном сотрудничестве с половцами и поэтому была неприемлема для его двоюродных братьев, выражавших идею «одиначьства» и настаивавших на присоединении Олега к их политической линии, что было условием официального признания его прав на «отчину», которое было официально закреплено за Святославичами на Любечском съезде 1097 г., после того как Олег, потерпевший поражение в войне 1096–1097 гг., был вынужден отказаться от внешнеполитической автономии. Теперь обратим внимание на то, как происходила трансформация Любечской доктрины в интересах Святополка Изяславича и Владимира Мономаха.

От Любечского съезда к гегемонии Владимира Мономаха

События, последовавшие за Любечским съездом, изложены в летописной статье 1097 г., известной в историографии под названием «Повести об ослеплении Василька Ростиславича», автором которой считается некий Василий⁵⁷⁵. В последнее время получила развитие гипотеза А. Вайяна, согласно которой он мог быть монахом Печерского монастыря и одним из составителей «Начального свода»⁵⁷⁶, что позволяет считать его не только автором рассказа о Васильке, но, возможно, соавтором части предшествующих летописных статей. А.А. Гиппиус на базе наблюдений А.А. Шахматова и М.Д. Присёлкова⁵⁷⁷ обосновал предположение о наличии в статье 1097 г. нескольких слоев текста, первый из которых, рассказывающий об ослеплении Василька Ростиславича и последующих военных действиях на юго-западе Руси в 1098–1100 гг., отнес к продолжению «Начального свода», а второй и третий, рассказывающий о выдающейся роли в этих событиях Владимира Мономаха, – соответственно, к «редакциям» 1116 и 1117/18 гг.⁵⁷⁸ Это предположение подтверждается хронологическими наблюдениями С.В. Цыба, который предполагает сочетание в летописном рассказе 1097 г. и примыкающих к нему летописных статьях 1098–1099 гг. нескольких календарных стилей⁵⁷⁹.