Международный вагон<br />(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XX)

Между тем циркач сердито нагнулся к неподвижному Небодару и погладил его между ушей.

— Дурень, ты жив! — проворчал он, усмехнувшись. — Это наша цирковая собака. Он играл роль майора Кавендиша, когда я разыгрывал его жену… Ну да, господа, коли на то пошло, велите вашему секретарю записывать все как оно есть. Дело не хитрое. Что до пса, так он никого не может разыскивать, если почует мой запах.

Сорроу поглядел на циркача, а потом на русского консула.

— Но времени у нас в обрез, мы должны во что бы то ни стало предотвратить комедию с чудом Кавендиша! — проговорил он ворчливо. — Союз Месс-менд собрал знатные материалы. Нельзя доводить мусульман до нового фанатизма!

Товарищ Прочный, улыбнувшись, взял у секретаря письмо и протянул его технику Сорроу.

— Читайте, товарищ Сорроу, и помалкивайте! Выйдет или не выйдет чудо Кавендиша, а уж этот документ выйдет завтра из печати, да еще на всех языках, можете быть в этом уверены. Ваше дельце от этого не проиграет. И к тому же, по последним известиям, англичане доживают в Ираке последние дни!

Как бы в ответ на его слова, в открытые окна понеслись резкие, гортанные крики арабов, воинственно провозглашавших свою свободу среди черного и затаенного безмолвия дипломатического квартала.

Между тем Бен, канатный плясун, кончив диктовать, оглянулся по сторонам и придвинулся ближе к секретарю.

— А как насчет перехода в русское подданство? — произнес он недоверчивым голосом. — Примете вы меня?

Секретарь почесал за ухом.

— Он спас меня из тюрьмы! — серебряным голоском проворковала Минни.

— Так вы уж заполните анкету, а там мы посмотрим, — ворчливо ответил секретарь. — Возраст? Социальное положение?.. Что? Сын проститутки! Да сколько вам раз повторять, глухие вы, что ли!.. Я внесу гражданку мамашу в вашу трудкнижку!

Бен, канатный плясун, слушал все это со странным лицом. Гражданка-мамаша! Трудкнижка! И не нужно никакого дворянского достоинства! И не нужно никакой памяти!

Глава сорок седьмая КОЛОДЕЦ У ЧЕТЫРЕХ ДОЛИН

Утром, в полумраке, пастор Мартин Андрью тяжело поднял веки. Из-под опущенных ресниц обшарил комнату, тихонько приподнялся, надел носки, обмотал искусственную ногу тряпкой. Спальня с тростниковыми занавесками на окнах — безмолвна. Дверь полуоткрыта. На пороге огромный старый индус спит, положив лицо на ладонь.

Мартин Андрью постоял неподвижно, потом сделал шаг. Другой. Добрался до спящего индуса, поднял ногу и перешагнул его. Перед ним тихая лестница в сад, полная розовых отсветов зари и шороха рос. Свободен! Грудь пастора сама собой втянула воздух…

— Да, приятная погода, сэр! — вкрадчиво произнес кто-то, продевая свою руку через его руку. — Я тоже люблю подниматься до солнца!

Мартин Андрью судорожно вздрогнул. Мистер Лебер как будто и не заметил! Он повел его под руку, словно старую герцогиню Ланкастерскую, почтительно отбрасывая с дороги каждый камешек.

— Дорогой и глубокочтимый сэр, это хорошо, что вы уже встали. Вам следует возвыситься духом. Хотел бы, сэр, пожелать вам, чтоб ваше подвижничество лежало сейчас перед вашим духовным взором, как эта ясная гранатовая аллея!

Мартин Андрью дрожал, не в силах расцепить челюсти.

— Анти-Коминтерн уполномочил меня, сэр, посадить вас на лошадь. Мы выбрали белую лошадь. Это, конечно, деталь, но вы сами будете благодарны нам за стильность. Абдулл!

Молчаливый слуга в чалме вынырнул из-за деревьев.

— Поднеси саибу его наряд и приготовленную чашу!

Абдулл исчез и через пять минут возвратился с двумя рослыми индусами. Они несли на шелковых подушках белый хитон, похожий на хитон тамплиера, с красным крестом на груди, открытой шеей и широкими рукавами.

— Вы принадлежите к старинному ордену, святой отец, — к ордену мучеников. Мы долго обдумывали одежду. Надо произвести впечатление некоторого единства, вы понимаете меня, — без привкуса католичества или реформации!

Между тем индусы по знаку, данному Лебером, преклонили перед Мартином Андрью колени, взяли по щепотке земли из-под его подошв и посыпали себе головы. Потом, вскочив на ноги, они схватили пастора за локти, и, покуда один держал его в железных тисках, другой обшаривал с ворота до пяток. Стиснув зубы, Мартин Андрью смотрел, как его обыскивают. Вот из-за пазухи смуглые пальцы вытянули стилет с отравленным лезвием и бросили на траву, к ногам мистера Лебера. За стилетом туда же полетели револьвер, шелковый шнур, бритва, кошелек, свисток, множество таинственных мелочей пасторского туалета.

— Все это не будет вам никогда более нужно, отче! — мягко проговорил мистер Лебер. — Ну, кажется, все.

Невольно веки Мартина Андрью дрогнули и прикрыли глаза, сверкнувшие радостью. Но от Лебера не укрылось ни то, ни другое. Он сделал знак индусам, оставившим было пастора, и смуглые пальцы снова забегали по обнаженному телу. Вот они что-то нашли, приподняли, показали Леберу: между двумя коричневыми ногтями крошечный пузырек с каплей фиолетовой жидкости! На этот раз Мартин Андрью яростно вскрикнул, рванулся и ударил индуса по лицу. Пузырек полетел в траву.