Междуцарствие (рассказы)

Первоприсяжный: Подсудимая Перовская, этот план на конверте есть тот план, который был в квартире N5 и по которому вы объясняли? - Перовская: Да, это тот план. Только относительно точек я должна заявить, что они не имеют такого значения. - Что означают кружки на этом плане? - Один кружок означает Екатерининский сквер, другой Михайловский сквер, а затем третий - сквер, находящийся на Манежной площади. - Но там есть известные заметки, не желаете ли вы их объяснить? - Они точно также не имеют никакого значения.

CЕРО-БЕЛАЯ КНИГА

Эта книга содержит торжественные и благородные инструкции по самообороне и времяпрепровождениям.

Книга написана для людей, которые людьми на самом деле не являются. Что до самообороны, то ее необходимость следует из характера отношений между людьми настоящими и теми, для которых пишется книга. "Времяпрепровождения" некоторые способы проводить время для не являющихся людьми, когда они вполне овладевают методами самообороны и быт их нормализуется. Эпитет же "торжественные и благородные" определяет довлеющую книге интонацию, которая еще и окрасит жизнь читателя некоторым перламутром.

Всякий раз называть людей, людьми не являющихся, не являющимися людьми или же являющимися не людьми - громоздко, да и само определение от противного заставит их быть людьми наоборот, что не так. Поэтому, называть их будем муто. Это слово не имеет отношения к ассоциациям, могущим возникнуть с помощью русского языка: на одном из других языков оно просто означает "немые".

Речь не о том, чтобы кого-то обидеть с помощью такого слова. Дело лишь во внесении в жизнь частичного порядка: право же, одними и теми же картами играют в разные игры. Играющие в разные игры играют одинаковыми картинками, но играющие в подкидного дурака как бы ничем принципиально не лучше и не хуже играющих в покер, но карты у них ведут себя по-разному, тем более иначе поступают карты в гаданиях и пасьянсах. Чтобы друг с другом говорить, надо сличить то, о чем речь: какого, хотя бы, цвета у вас собака, стол или деньги. Разные люди думают о смерти разное, и каждый умрет так, как это себе представляет и именно так, как свойственно его породе. Значит, здесь криво сосуществуют весьма разные, но имеющие относительно схожий вид организмы: и живут они по-разному, и веселятся по-своему, и у всякого свой пряник - у кого с гвоздиком, у кого малиновый.

Но я не занимаюсь людьми, а теми, кто муто, и речь не о чьем-либо возвышении или принижении: быть муто не значит быть, например, хорошим. Это значит быть муто, и если кто-либо из них полагает, что он, допустим, лучше прочих выглядит на солнце, то он дурак. Хотя быть муто от этого перестать не может.

Конечно, следовало бы вовсе избавиться от неумеренной гордости антропоса, поскольку отношения муто с кошкой не предполагают его превосходства, как, впрочем, и если бы на месте кошки оказались бы люди, механизмы или целые общественные формации. Чувства, вообще, всегда ошибочный праздник, т.к. мы здесь не затем, чтобы эмоционально самовыражаться. Но чтобы помогать своей судьбе теплыми вещами.

Язык оккупирован людьми и сильно ими истоптан. Муто отличимы уже и тем, что не могу говорить на нем прямо. Но своего, отдельного языка у них нет, поэтому они и немые. Они могут относиться к тому, на чем разговаривают люди, разве что как к обертке, оберточной бумаге.

А на бумаге часто клеточки и линии. Человек к клеточкам ласков, а муто от оных дуреет, поэтому друг друга они не поймут, и человек обидится, решив, что над ним надсмеялись, либо что с ним темнят, и обидится, еще более желая от окружающих, чтобы его уважали. Безусловно, он вправе требовать этого уважения - в том числе и от муто, и долг муто это уважение ему предоставить. И не только самообороняясь - уважать человека надо: живет он трудно и жить ему, в общем, плохо и неинтересно.

Муто, поэтому, лучше всего ладят с людьми, когда мозг тех неспокоен и не способен производить ровную речь и прямые мысли: когда, например, человек нетрезв. Или бьется в истерике. Или в помрачении рассудка. Проверьте, доведите нормального человека до истерики, и вы увидите, что с ним стало возможным общаться.

Единственный - что касается языка и словоупотребления - выход тут, кажется, в афазическом письме, но увы, язык наш природный устроен столь изобильно, что для того нет сумнений, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других удивляемся, и по свойствам своим таково, что как его ни крути, но всегда предложение на лапы встанет, а еще и с пируэтцем при этом препотешнейшим, мелким бесом на свою задницу с подробностями письмом четким бисером.

Оттого вот и кажется, будто все, что на нем выражено, и есть вся правда и другой правде не бывать, но это лишь привычка к комфорту - возьмем, к примеру, человеческое тело, Провидением исполненное прежде всего для осуществления сельскохозяйственных работ: человек со своим телом поступает мудро: неудобно ему, скажем, стоя, так он ляжет, еще и подушку подложив. Но уже и на голове не всякий постоит.