Межгалактическая тюрьма

После окончания школы я поступал в Московское высшее училище КГБ СССР. Тогда было еще и КГБ, и СССР. Были и мои юношеские мечты стать защитником добра и справедливости. Но эти мечты и иллюзии испарились еще раньше, чем распался Союз. Для этого вполне хватило месяца, проведенного в казармах училища. За это время я со всей отчетливостью понял, кого готовят подобные учебные заведения. Оловянных солдатиков, готовых бездумно выполнить любой приказ вышестоящих начальников, шестеренок государственной машины, перемалывающей всех инакомыслящих или несогласных с политикой и идеологией страны.

И мне это совсем не понравилось. Я не хотел становиться бездумным исполнителем чужой воли, поэтому, хоть и было чуть-чуть обидно, я облегченно вздохнул, когда выяснилось, что не прошел по конкурсу.

Подвела меня одна-единственная тройка в школьном аттестате по общественным наукам. Однако и этого оказалось достаточно. После экзаменов, которые я сдал на пятерки, было назначено собеседование. Опытный психолог правильно определил мои жизненные принципы и нашел их не соответствующими шаблону. После этого на карьере работника органов безопасности был поставлен крест.

Первое время после развала СССР, уже учась в институте, я не раз подумывал снова предложить свои услуги правоохранительным органам, но очень скоро понял, что ничего по сути не изменилось. Просто одна крупная государственная машина рассыпалась на кучу мелких, лишь внешне видоизменившихся в связи с новыми условиями жизни. А система осталась той же: сильные пожирают слабых, а тех, в свою очередь, — сильнейшие. На Земле так было во все времена. Вероятно, такова человеческая сущность…

— Котов и Перов, — начал полковник, выдержав значительную паузу. — Думаю, не надо объяснять, почему вас сюда пригласили.

Он замолчал, ожидая нашей реакции на его слова. Однако ее не последовало. Тогда начальник колонии кивнул майору Кротову — главному «куму» зоны.

— Нам известно, — как о вполне доказанном факте заявил старший оперуполномоченный колонии, — что сегодня ночью заключенные Котов и Перов спровоцировали драку, в которой одному из заключенных, а именно каптерщику Варламову, вы, Котов, сломали ключицу. Это верно?

Мы молчали, словно эти слова нас не касались.

— Кроме того, — как ни в чем не бывало, продолжил майор Кротов, — а это более существенно, вы подбивали заключенных на бунт. В первую очередь это относится к вам, Перов. Думаю, вы не будете этого отрицать?

И снова ответом на его вопрос было молчание.

— В сущности, ваши показания не столь уж и важны. Можете ничего не говорить. Это все равно ничего не меняет.

Это была неправда…

Признание, произнесенное при свидетелях, значило очень многое. Во всяком случае, в процессуальном плане.

Я уже открыл рот, чтобы возразить майору, но, встретившись с насмешливым взглядом начальника колонии, сдержался.

— Хорошо, — произнес тот, поняв, что фокус не удался. — Я вижу, Котов, вы уже получили зоновское образование. — Он имел в виду знания уголовного и уголовно-процессуального кодекса — двух основных наук на зоне. — Тогда давайте поговорим без свидетелей.

Он кивнул офицерам, и те вышли из комнаты.

— Чего вы добились? — спросил он и сам же ответил: — Думаю, что только дополнительного срока.

— За что? — удивленно спросил Андрей.

— Как за что? Вы что, сами не знаете? — наигранно спросил начальник колонии. — Тогда я изложу официальную точку зрения на события сегодняшней ночи. Вы, в неположенное время, после отбоя находились в курилке. Что вы там делали — непонятно. Может быть, побег готовили! — Полковник даже не догадывался, насколько близки его слова к истине. — И когда каптерщик Варламов сделал вам замечание, вы зверски избили его, сломав при этом ему ключицу. А значит, нанесли тяжкие телесные повреждения. За такое преступление, к тому же групповое, вам придется нести ответственность.

— Вы не имеете права так поступать с нами, — возмутился Андрей. — Мы будем жаловаться на незаконность ваших действий.

— Я не имею права? — казалось, полковник наслаждается, играя с Андреем.

— Да! Вы ведь знаете, что все это — неправда. Мы ни на кого не нападали. У нас есть свидетели.

— Какие свидетели? Заключенные, которые прибежали в курилку на звук драки? Так ведь, когда они узнают, что могут пойти по этому делу как соучастники, никто из них и рта не раскроет. Да и не только поэтому, — многозначительно усмехнулся полковник.

Я сразу понял, что имеет в виду начальник колонии. Блатные запугают заключенных, и те под страхом смерти побоятся выступить на нашей стороне.

«Боже, какой беспредел! Как бороться с таким положением дел, когда даже начальник тюрьмы открыто выступает на стороне блатных», — подумал я, чувствуя, как ненависть опять наполняет мою душу.

Ненависть к системе, которая породила и воспитала таких выродков, готовых на все ради собственного благополучия и благополучия системы.