Межконтинентальный узел

— Полковник, я в нее посвящен уже тридцать пять лет…

— Дело в том, что сторублевая ассигнация, появившаяся на столе профессора Иванова, попала туда прямиком из шпионского контейнера ЦРУ.

— Да перестаньте вы! — Генерал даже всплеснул руками; они у него были тонкие, выхоленные, как у пианиста, а ведь крестьянский сын, в детстве подпаском был под Вязьмой, пока мальчишкой не ушел в партизаны. — Это бред какой-то! Не мог же Геннадий расплачиваться американскими деньгами! Нет, положительно, это абсурд! Надо спросить у него, как к нему попали эти деньги, вполне мог получить в сберкассе, в магазине…

— Не мог, — отрезал Славин. — И спрашивать его ни о чем нельзя.

— Погодите, вы что, подозреваете его?

— Мы разбираемся, Алексей Карпович… Возбуждено уголовное дело…

— Против Кулькова?! — Генерал потер виски своими тонкими, Длинными пальцами. — Это полнейшая абракадабра, полковник!

— Дело возбуждено по фактам передач разведцентра ЦРУ неустановленному агенту и закладки шпионского контейнера, в котором находились зашифрованные инструкции, деньги — именно сторублевые купюры — и золото. Перед тем как ассигнации попали по назначению, они были у нас пронумерованы и помечены, так что ошибка исключена… Впрочем, если вы сможете доказать, что Кульков получил сотенную купюру в магазине или сберкассе, я буду вам только признателен… Но вот в чем беда: в магазине он ее получить не мог, сдачу такой купюрой не дают, согласитесь. В сберкассах номера интересующих нас сторублевых ассигнаций находятся под контролем… Сигналов оттуда не поступало… Выдвигайте версию, Алексей Карпович, я готов анализировать вместе с вами любой допуск.

— Хм… Хорошо, а если он одолжил у кого-то эту треклятую сотню? Вообще, у меня голова кругом пошла… Геннадий должен ко мне завтра приехать на дачу…

— Мы бы просили вас не встречаться с ним… И не разговаривать. Даже по телефону… Желателен ваш срочный отъезд в служебную командировку, командование в курсе дела, Алексей Карпович. Что касается того, мог ли Кульков одолжить у кого-то сто рублей перед тем, как идти на преферанс, то это вполне рабочая версия, я поручу моим товарищам подумать над ней…

— Он, кстати, одалживал у какого-то своего приятеля большую сумму, когда покупал машину… Запамятовал, как его звали…

— А профессия?

— Врач-гомеопат.

— Играет в преферанс?

— Нет. Мне кажется, нет. Во всяком случае, с нами не играл… Я, знаете ли, не люблю новых людей, предпочитаю бывать с теми, с кем связан по работе или старым дружеством…

— С Кульковым вы связаны по работе?

— Конечно… Хотя последние годы отношения у нас, я бы сказал, переросли в приятельские… Да нет, не может быть того, о чем вы думаете! — Генерал снова всплеснул руками. — Он же имеет выходы на ракетные дела, на оборону, что вы, товарищ дорогой!

Славин кашлянул и, ощущая какую-то сковывающую неловкость от того, что не мог отвести взгляда от Звезды Героя на кителе генерала, спросил:

— Кульков… или Иванов… они вели с вами разговоры по тем узлам вопросов, которые относятся к категории особой секретности?

— Кульков знает не меньше меня, полковник. Если не больше. Он повсюду сопровождает академика Крыловского, помощник по связям с оборонной промышленностью, что вы хотите… Это страшно, если он… Нет, я отказываюсь верить, положительно отказываюсь…

— Когда вы познакомились с Кульковым?

— Во время испытания ракет… Лет пятнадцать назад…

— Помните, при каких обстоятельствах?

— Мы, сдается, возвращались в Москву в одном купе…

— А потом?

— Что-то через год встретились на совещании… Я его подвез к дому, он пригласил выпить чаю. Мы перекурили во время этого совещания, сидели с утра и до позднего вечера…

— Он тогда жил один?

— Нет, отчего же? С Лидочкой… С Лидией Афанасьевной… Это его жена, очень гостеприимная женщина…

— А потом? — повторил Славин.

— Потом… Погодите, потом он отдыхал со мною в одном санатории, там-то мы и сели за пульку на пляже…

— Азартный игрок?

— Ну что вы! Я же говорю: мы снимаем преферансом стресс… Гена… Кульков, между прочим, был каким-то странным во время последней пульки… В ту пятницу он играл крайне нервно, такого с ним никогда не было…

— До этого он проигрывал спокойно?

— Плюс-минус десять рублей, какой это проигрыш?! При его-то окладе… А в пятницу он без удержу темнил, попусту торговался, будто дразнил самого себя… Но вы расспрашиваете о нем как о преступнике, полковник!

— О преступнике допрашивают, Алексей Карпович. Я пока что спрашиваю о нем как о свидетеле, который расплатился купюрой сотенного достоинства, присланной ЦРУ.

— Нет, но я же чувствую, вы его подозреваете…

— Плохо, если я дал вам основание составить такое мнение… Я не имею права на подозрение, это противозаконно… Скажите, у вас никогда не возникало какого-то неприязненного чувства ни к одному из тех, с кем вы играли у Иванова в преферанс?

— Нет, — сразу же ответил Шумяков. — Это было бы нечестно: приходить в дом, где тебе кто-то или что-то не нравится…

— Поведение ваших партнеров все эти годы было безукоризненным?

— Да… Пожалуй… Впрочем, однажды меня несколько резанула безапелляционность Егора…

— Иванова?

— Да.