Межконтинентальный узел

Каждый шаг Кулькова блокирован, любой его контакт будет зафиксирован, а контакт с ЦРУ не может не состояться — речь идет о ракетном потенциале; Степанов был прав, когда написал о прогнозе этого самого Кузанни: перерыв в работе Женевского совещания не в последнюю очередь связан с предстоящим слушанием в конгрессе вопроса об ассигновании гигантских средств на ракетный проект; нужны новые доказательства нашей агрессивности; Кульковым играют, подсказывают ответы; любопытно, что он им напишет, психологический тест такого рода многого стоит.

Ирина вздохнула:

— А что я говорила? Повтори.

— Ты говорила, что тираном быть проще. Но это не совсем так, Ириша… По-моему, тираном быть жутко… Он постоянно боится, он тени своей боится…

Она покачала головой:

— Нет. Не верно. Поскольку тиран есть явление в какой-то мере анормальное, он лишен страха. Разве Гитлер боялся собственной тени? Он как глухарь был, — внезапно рассмеялась она, — слеп и глух, только себя слушал и видел…

Ирина оглянулась на какое-то лишь мгновение, увидела стол, на который смотрел Славин; одни мужчины; он прочитал все в ее глазах: искала женщину, кого же еще? «Глупенькая… Все-таки женщины ревнивее мужчин; видно, изобретательнее в обмане. Мы более прямолинейны, хитрость не в нашей натуре — удел слабых. Ну да, — возразил он себе, — а Кульков? Хитер, как змей-горыныч… Впрочем, нет, просто не попадал на умных, по-настоящему умных. А не страдаешь ли ты манией величия, — спросил он себя, — неужели академик Крыловский глупее, чем ты? А ведь сколько лет работает бок о бок с гадом… И не догадывается…»

— Японцы красивые люди, правда? — спросила Ирина.

— Очень.

— В них какая-то врожденная пластика… И корректность…

— Посмотрела бы ты хронику времен войны на Тихом океане… Корректность появилась после того, как их разбили в сорок пятом…

«Я должен дождаться того момента, когда он сообщит Лэнгли о предстоящем отъезде на ракетные испытания, — повторил себе Славин, — он не может не сообщить им об этом, а уж после этого я заставлю его поволноваться, пусть откроет запасные каналы связи, пусть завертится, мне необходимо понять, нет ли у него каких-то особых путей отхода; у Пеньковского был второй паспорт, мог скрыться в любой момент, ищи ветра в поле…»

Славин убедился, что просчитал Кулькова верно, когда тот, шепнув что-то Крыловскому, поднялся из-за стола и вышел в коридор; там люди Гречаева, каждый шаг подконтролен, пусть себе.

…Кульков попросил у метрдотеля разрешения позвонить; тот конечно же ответил согласием, поинтересовавшись: «Я вам не помешаю?» — «Нет, нет, что вы, какие тут секреты…» Набрал номер, прикрыв диск рукой; ответил Юрс; сразу же положил трубку, набрал еще раз; Юрс трубку не поднимал, ждал, сколько будет звонков; семь; экстренная встреча в «Национале»; сам не поехал, написал на листочке бумаги адрес своему помощнику Дуаэсу; через тридцать минут будет здесь; обмен информацией произойдет в туалете, не зря Кульков туда отправился; старо как мир, но вполне действенно. Через пятнадцать минут люди Гречаева сделали снимок. Крохотный листочек рисовой бумаги, закатанный в пластилин, был приплюснут к бачку большим пальцем; не повредить бы отпечаток пальца Кулькова. «Срочно улетаю на секретный полигон, вернусь в субботу, после этого обмен информацией; дополнительный вопросник, переданный во время радиопередачи, принял к исполнению. Н-52».

— Милый, а почему в наших ресторанах такие слабенькие и безвкусные программы оркестров? — спросила Ирина.

— Потому что музыканты не имеют процента от прибыли, которую дают посетители, — ответил Славин.

— А почему им не дают процент от прибыли?

— Глупые дяди боятся, что они слишком много заработают…

— Наверное, я все-таки чего-то не понимаю… Вот я хожу к моем парикмахеру уже восемь лет, да?

— Семь, по-моему…

— Восемь. К сожалению. Раньше я никогда не укладывалас огород на голове…

— Мне это, кстати, больше всего нравилось.

— Не лги себе. Ты во всем любишь элегантность, я же знаю.

— Твой огород был невероятно элегантным… Вкусные яблоки дали к шницелю?

— Объеденье.

— А почему не долопала?

— Потому что я и так перебрала с калориями.

— Имей в виду, с возрастом мужчин тянет на упитанных.

— Ты вневозрастен.

Славин усмехнулся:

— Как консервированный огурец?

— Не смей так говорить! Я не знаю ни одного мужчину, который был бы так молод, как ты.

— Ох, — улыбнулся Славин. — Повтори, пожалуйста, еще раз.

— Повторю вечером, — пообещала Ирина. — Так вот, о моем парикмахере… Я ему всегда плачу сверху, потому что он загодя резервирует время, знает, какую прическу я люблю, рассказывает мне какие-то истории, шутит — вот тебе и час отдыха, будто хвойная ванна, правда… Так вот, он пытался открыть салон у себя дома, но его замучили фининспекторы… В чем его вина, только лишь в том, что он очень любит свою работу и доставляет клиентам радость? Люди с хорошим настроением лучше работают, кстати говоря… Объясни же, кому он мешал?

— Мировому империализму, — смеясь, ответил Славин. — Ты повторяешь Степанова.

— Его не грех повторять.