Межмировая таможня

Размышления мои были достаточно сумбурными. В основном я пытался сообразить, а зачем «это» было сделано? Если решение найдется, можно дальше действовать в рамках тривиальной процедуры: кому выгодно — кто мог — кто сделал — найти и покарать. Ну очень хотелось бы, чтобы все свелось к тривиальной процедуре…

Однако даже самое начало логической цепочки в руки не давалось. Из всего, что я понял из слов Артуро, выходило, что задерживать существование души без тела в этом мире — занятие чудовищное, но бессмысленное.

Никакой материальной пользы она принести не может, разве что если задастся целью перетаскать по монетке весь госрезерв. Может быть, темный эльф с редким именем знал что-то очень важное, и, не получив эту информацию, некто не отпустит его душу на успокоение? И зная, что душа мучается, ждет, когда она сломается и заговорит?

Но опять же, если я правильно понял, фактор времени абсолютно ни при чем. Если «да», то желаемое «сломается и заговорит» последовало бы незамедлительно, а если «нет», то это навечно. Или «некто» об этом-то и не знает?

Вопросы, вопросы… Покачиваясь на стуле, я принялся деловито строить версии, ставить на случайном листке бумаги циферки и рисовать стрелочки, символизируя взаимосвязь условий и гипотез. Потом листочек кончился, и я взялся за другой, за третий, четвертый, составляя схемы юридического обеспечения и припоминая пункты кодексов. Снова писал циферки, ставил условные иероглифы, строго по параграфам разрабатывал план мероприятий…

И сам же понимал, что вся эта деловитость — не более чем попытки чем-нибудь забить свои мозги, забить настолько, чтобы в сознании перестало пульсировать Артуровское: «Боль и ужас. Ужас и боль…»

Иногда это даже удавалось. И вот, в один из этих периодов, когда я старательно расписывал систематизированную таблицу опроса возможных свидетелей, входная дверь еле слышно скрипнула. Погруженный в работу, я не обращал внимания ни на что вокруг (для того и погружался ведь!), и троллячий рык над ухом раздался совершенно неожиданно:

— Язык прикусишь!

Я в испуге дернулся вскочить, ударился о шкаф и действительно прикусил язык — оказывается, он у меня был высунут от усердия.

— Вольно, — попытался успокоить меня Угыт-Джай и дружелюбно поинтересовался: — Где все?

— Э… Не могу знать. — Я решил, что с дважды генералом, а тем более с таким, надо разговаривать исключительно по-военному. Но тролль только поморщился:

— Что, в солдатика поиграть хочется? Тогда вон призывной пункт на соседней улице. Вербовщиков порадуешь — последний доброволец в армию лет десять назад просился.

— А я…

Угыт-Джай перебил меня, презрительно фыркнув так, что по комнатушке пронесся ощутимый ветерок.

— Так все-таки где бойцы, стажер?

Пришлось признаться:

— Зеркала заблокированы, господин би-генерал, я сам ничего не знаю. Может быть, все на местах, а может, и нет. У нас тут немного напряженная ситуация.

Тролль хохотнул. Теперь по помещению пронесся уже не ветер, а настоящая ударная волна, даже стекла звякнули.

— Гр-р-рамотный доклад. Значит, немного напряженно, да? Надо было еще добавить, что в связи с этим твое начальство чуток призадумалось, и все, прямо хоть в вечерние новости репортаж отправляй: и не наврал, и правду спрятал.

— А что, надо составить сообщение для новостей? — с готовностью поинтересовался я, ободренный похвалой. — Прямо сейчас начинать?

— Гым! Твоя совсем дурака? — рявкнул Угыт-Джай так, что я непроизвольно сделал шаг назад. Наверное, вопрос оказался несколько не ко времени, иначе с чего би-генералу срываться на казарменный жаргон? Впрочем, он тут же вновь заговорил, вернувшись ко вполне гладкой, хотя и раздраженной речи: — Да ты представь себе, что будет, если в прессе хоть полслова проскочит про эту историю! Так что, если у самого мозгов не хватает, меня слушай: чтоб ни-ни. А ежели утечка все же будет, я из того, кто протечет, ансамбль песни и пляски оригинального жанра устрою! Вопросы есть?

Я промолчал. В голове почему-то крутилась фраза, которую я подсмотрел у дяди в дембельском альбоме: «Когда солдата ругают, он должен стать смирно и покраснеть». Получилось или нет с покраснением не знаю, но вытянулся я как только мог.

Солдатская мудрость оказалась к месту: генерал смерил меня взглядом, немного подождал, не скажу ли я еще чего-нибудь столь же интересного, и вдруг усмехнулся почти добродушно:

— Я, между прочем, тоже… Так сказать, слегка озадачен. И по этому поводу мне с вашей командой пообщаться надо. За мной.

— Так ведь блокировка… — напомнил я.

Угыт-Джай вновь улыбнулся, на этот раз пошире — зубов, которые эта улыбка продемонстрировала, хватило бы на трех человек — и легким движением придвинулся к Зеркалу.

— Балакировка-малакировка… — с нарочитым орковским акцентом бросил он. — Зачем такой страшный глаза делать, да?

И би-генерал легко шагнул в раскрывшийся туннель, и мне ничего оставалось делать, как последовать за ним.