— Аппарат — это психо-магнит, т. е. магнит, притягивающий к себе мировую психо-энергию (ею, между прочим, заряжаются наши аккумуляторы) и в этом своем виде не причиняющий вреда человечеству. А когда его заряжают чьим-либо мозгом, он начинает притягивать только психоэнергию той группы людей, того класса, к которому принадлежал обладатель мозга, и притягивает уже не в слабом, безопасном темпе, а в темпе, умерщвляющем моментально эту группу, этот класс…
— Значит, Никандри был советским работником или даже большевиком, — раскусили ребята, — и значит, от этих мерзавцев гибель грозит всей нашей партии и всем сочувствующим ей…
— Значит, так, — согласился я, — и поэтому необходимо отобрать машину у цилиндров, чтобы лишить их возможности пустить смертоносный аппарат в действие. Очевидно, с поверхности земли он бессилен причинить вред; для этого требуется отлететь на некоторое расстояние от нее…
— Поэтому предлагаю, — закончил я не без торжества, — сейчас же лететь на этой машине обратно! Я могу ею управлять…
— Дудки! — сказал Миха, сделав выразительный жест тремя пальцами, — никуда мы не улетим; в машине не все части налицо. Четырехугольный уволок самые главные, мы смотрели..
— И потому мы не можем лететь, — добавил более обстоятельный Гришка, — что нам нужно сначала завладеть этим самым смертоносным аппаратом (а где он? его здесь нет…), а то такую же машину они могут построить и второй раз…
У ребят была хорошая логика, и я молчаливо снял свое предложение.
Гришка, подумав, сказал еще:
— Да и вообще сначала нужно сбалансировать всю эту гнусь; или хотя бы пуговку с квадратом пустить в расход…
— Ну, это ваше дело, — отвечал я, — на такую "двойную бухгалтерию" я не способен…
— Вы очень малокровны, сударь, — съязвил Гришка.
— Кишечки тоненькие; не соответствуют, — ласково проворковал Мишка.
Эх, юнцы! Если бы вы были на собрании, где я демонстрировал мощь своего интеллекта, и если бы вы видели те овации, которые устраивались мне, вы, наверное, не говорили бы теперь столь неуважительных вещей заслуженному профессору!..
Утром назначен был отлет. Цилиндры (теперь они носили кепки, но я их буду называть по-прежнему) ровно в семь часов бережно внесли в машину квадратный — с кубический метр — ящик; очевидно, это был знаменитый смертоносный аппарат в упакованном виде.
Джексон вставил в аккумуляторы унесенные им части и закрыл усилитель в потолке.
— Ну, профессор, будем готовы к путешествию, — сказал он мне. Его лицо было мрачно.
— А если я откажусь от управления?..
Джексон намеревался вспылить, но подошел пуговка:
— Ну-ну, не надо бунтовать, — проговорил он добродушно и открыл шторы окна.
Кругом машины собралась вся та компания, которая присутствовала на собрании, и опять ею предводительствовал цаплеобразный человек. Он о чем-то горячо толковал, размахивая длинными руками и жестикулируя носом. Что-то, по обыкновению, напыщенное и воодушевляющее. Последнее, без сомнения, адресовалось к нам, но толстые стекла окна и предусмотрительно прикрытый усилитель в потолке не пропускали в машину звуков, и мы — я и два цилиндра — не чувствовали ни малейшего воодушевления; наоборот, скорее были склонны к унынию…
Цаплеобразный человек взмахнул в последний раз руками, будто собирался вместо нас упорхнуть в небо, но не упорхнул, а только раскрыл широко свой клюв. То же проделала и вся компания.
Джексон решил, что напутствующий митинг закончен, и опустил шторы.
— Ну, профессор, летим, — угрюмо проронил он.
— В самом деле, надо лететь, — печальным эхом отозвался его друг.
Кажется им, этим авантюристам, не особенно улыбались перспективы покинуть верную родную землю, променять осязательную синицу на призрачного журавля в небе.
Я уверен, что из всех пассажиров одни ребята чувствовали себя сносно и даже, пожалуй, радостно.
И я уже собирался предложить, воспользовавшись всеобщим унынием, выгодную для обеих сторон сделку, как четырехугольный пройдоха извлек из кармана маузер:
— Ну, садитесь же, профессор, мы вас очень просим!..
О, ехидное существо! Как он был ненавистен мне в эту минуту!..
Джонсон предупредительно открыл в носу машины оконце, и я опустился на стул, имея перед собой бледнолицую Луну в качестве того проблематичного журавля, которого предлагалось поймать.
С правого бока от меня находился аппарат, отмечающий высоту подъема, с левого — регистрирующий скорость. Сзади стоял Джексон с револьвером и любезно объяснял, как надо пользоваться обоими аппаратами. Штука немудреная, в особенности если принять во внимание револьвер.
Еще сказал Джексон:
— Нужно, чтобы наша начальная скорость, хотя бы на расстоянии 200 километров от Земли, дошла до 10,9 километров в секунду, иначе нам ни за что не преодолеть тяготения земли…
Последнее мне было известно, во всяком случае, лучше, чем ему. Сюда он мог бы и не соваться. Я быстро высчитал, какое ускорение потребуется делать в каждую секунду. Чудовищное, нужно сказать, ускорение…