Межсезонье

На берегу, в слоистой мгле,
В янтарных отсветах заката,
Среди последствий шторма, где
Песок уложен кочковато,
Идём на свет пока ещё
За мол не спрятанного солнца,
И чаек бдительный расчёт
Кружит над нами. Из оконца,
Меж небом и морской грядой,
В едва заметных очертаньях,
Резвится ветер над водой,
Волну ваяет скульптор тайный,
И мы встречаем этот звук
На пляже. В громком резонансе
Летит за дюны возглас «ух!»
И глохнет в тающем пространстве.

«И было так тебе легко…»

И было так тебе легко,
Что море лужицей казалось.
Мог плыть ты долго, далеко,
Едва поверхности касаясь.

Мог целить прямо в горизонт,
Не зная устали, сомнений.
От всех напастей, бед и зол
Уплыл, разбуженный теченьем.

И слился с кружевом волны,
Пейзажем кисти мариниста.
Плыл в будни, плыл без выходных
По акватории лучистой.

И просыпался на заре,
И вновь дремал, под пледом прячась.
А за окном, как тяжкий крест,
Твой белый парусник маячил.

«У надломленной земли…»

У надломленной земли,
у скалистого обрыва
лунным светом лес залит.
Ночь цепляет молчаливо

кроны сосен и ольхи,
деревянный столб на взгорье.
В этих сумерках глухих
слышишь лишь дыханье моря,

видишь скользкий волнорез,
мола длинного извивы.
Ты неси свой тяжкий крест
с вдохновеньем терпеливым

до обрыва, до того,
за которым дремлют волны.
В непогоде штормовой,
может быть, тебя не вспомнят,

только птица пролетит
над забытыми следами,
и мелькнёт метеорит
в вышине под вой цунами.

«Течёт река твоя степенно…»

Течёт река твоя степенно
Среди холмов, среди равнин.
Струится вдаль вода напевно,
А ты стоишь в тиши один.

Вокруг святое захолустье
На позабытом берегу.
Остался город в синем устье,
Лежит в нетронутом снегу.

В том белом городе старинном
Ты не бывал – и будешь ли?
Украшен путь в туннеле длинном
Гирляндой вьющейся петли.

И в освещённом подземелье
Есть тоже город, но другой.
Царит в нём жизни мелкотемье,
Сквозит рассыпчатой пургой.

Сметаешь с пола сор былинный.
В тягучем мареве свечей
Под воском тающим пчелиным
Хоронишь смуту страшных дней.

«Когда уйдёт тупая боль…»

Когда уйдёт тупая боль,
И смерть тебя не потревожит,
Коснётся ласково прибой
Камней замшелых гладкой кожи,

Коснётся ног твоих вода
Кристальным шелестом печали.
Увязнешь, путаясь в следах,
Ты в чарах дюнной пасторали,

Где всё ещё просторен пляж,
Но нет вокруг твоих любимых,
И ты читаешь «Отче наш»
Среди пейзажей нелюдимых,

Со склона, щурясь, смотришь вдаль —
В необозримое коварство,
Как будто в море отдых дан
Пловцам в заоблачное царство.

«Не ты, а след твой на песке…»