Хотя нет. Обычный – не совсем то слово. Стоило мужчине встретить мой взгляд, как я поняла, что назвать обычным его точно нельзя. По спине пробежал холодок, и стало не по себе от ощущения того, что меня словно насквозь буравят, проникая в самые потаенные уголки души. Даже ладошки взмокли от этого ощущения. Я поспешила усилить ментальный щит и понадеялась на то, что этого окажется достаточно. А потом вдруг до меня дошло и еще кое-что смущающее. Цвет глаз вадера! Мои собственные поневоле расширились. Теперь странный голос Дафи, когда она передавала мне сообщение на идентификатор, да и ее отсутствие приобретало совершенно другой смысл. Неужели?.. Да нет, все это глупости! Обычное совпадение. Или нет?
Времени додумать эту мысль мне не дали. Корн, подошедший чуть ближе к вадеру и устроившийся на стуле, обратился ко мне:
– Скажи ему, что мы исследовательская экспедиция, случайно обнаружившая их лабораторию. И что ему не следует ничего опасаться. Мы – его друзья и не причиним вреда.
Я подошла к Корну и, сев на стул рядом с ним, послушно заговорила на вадерском. Услышав родную речь, вадер слегка изогнул бровь, но его лицо осталось бесстрастным. Рендал встал рядом с моим стулом и как бы невзначай положил руку на кобуру бластера. Похоже, он был готов к любому повороту событий. От вадера не ускользнул этот жест, и губы его тронула легкая улыбка.
– Друзья, значит? – все же подал он голос. Слова прозвучали хрипловато и с трудом, и это вполне понятно. Удивительно вообще, что он может говорить и голосовые связки не атрофировались за столь долгое время. Хотя если в нем препарат, усиливающий регенерацию, все становится объяснимым.
– Что он сказал? – вскинулся Корн, не понимающий вадерского.
– Сыронизировал по поводу ваших слов о друзьях, – не скрывая легкого сарказма, проговорила я.
Корн укоризненно взглянул на Рендала и тот убрал руку от бластера. Но лицо любимого осталось каменным. Он был напряжен, как струна, следя за каждым жестом чужака.
– Какой год? – снова заговорил мужчина.
– Полагаю, вы хотите знать, сколько находились в анабиотической капсуле, – полуутвердительно-полувопросительно сказала я и осторожно озвучила цифру: – Примерно десять тысяч лет.
К чести вадера, свои эмоции он проявил лишь слегка расширившимися глазами. Хотя представляю, какой шок сейчас испытал. Интересно, как бы любой из нас отреагировал, узнав о подобном? Я бы наверняка в истерике забилась и пришла в настоящий ужас.
– Что с моими сородичами? – спустя долгую паузу, глухо спросил вадер.
Сейчас я порадовалась тому, что мне приходилось переводить каждую фразу того, о чем мы говорим, Корну. Было время собраться с мыслями. Вот как сказать человеку о том, что он – единственный выживший из всей своей цивилизации? Корн, к счастью, принял решение за меня, и вкрадчиво произнес:
– Скажи ему правду.
Пряча глаза, я как можно деликатнее рассказала вадеру о том, что стало с его цивилизацией. А также о том, что в подземном бункере мы никого больше не нашли. Последнее, впрочем, не стало для него неожиданностью. А вот весть о том, что от его народа теперь остались только различного рода артефакты и легенды, заставила взгляд подернуться пеленой. Некоторое время вадер, словно потухший, тупо смотрел в одну точку. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы Корн не нарушил тягостное молчание:
– Спроси, как его зовут. И представь нас всех. Скажи, что мы поможем ему пережить то, что на него обрушилось. Поможем найти свое место в новом мире.
Меня покоробило, как нарочито он пытался завоевать доверие вадера. Опутать по рукам и ногам тогда, когда тот был наиболее уязвим и нуждался в поддержке. Не давал ни минуты на то, чтобы опомниться и самостоятельно принять решение о том, что делать дальше. Но пришлось послушаться и сделать то, о чем он просил.
– Меня зовут Таниэль, – мягко проговорила я, пытаясь поймать взгляд мужчины. – Это Майкл Корн.
– Можно просто Майкл, – вставил тот.
– А это Рендал Паркер. Ты скажешь нам свое имя?
– Алаур Фадали-Садар, – вадер словно принял для себя какое-то решение и его взгляд стал осмысленным.
– Мы можем звать тебя просто Алаур? – спросила я, улыбаясь как можно теплее. Я даже частично открыла ментальный щит, чтобы он почувствовал, что к нему не питают враждебности и меня не нужно опасаться.
– Как угодно, – равнодушно сказал вадер. Потом чуть прищурился. – В тебе ведь есть кровь моего народа. Я вижу это по твоей ауре.
Мои глаза невольно расширились. Неужели вадеры вот так сходу могут такое определять? Никто из тех, кого я знаю, даже самые могущественные жрецы, на такое способны не были.
– И он тоже, – вадер махнул головой в сторону Рендала. – В нем даже больше концентрации нашей крови.
Корн ощутимо напрягся и колюче взглянул на Рендала, проверяя его реакцию на такое открытие. Мой любимый постарался изобразить удивление и изогнул бровь.
– Возможно, у кого-то из твоих родителей была таринская кровь, – словно невзначай, бросил Корн, и Рендал сделал вид, что удовлетворился этим объяснением.