"— Чем я вам не угодила, что вы распространяете высказывания, опасные для меня и моей власти?
— Я, государыня?! Нет, вы не можете так думать!
— Знайте, — сказала императрица, — что я прикажу сжечь эту трагедию рукой палача.
По ее лицу я как будто прочла, что последняя фраза чужда ее уму и сердцу и кем-то ей подсказана.
— Ваше величество, для меня не имеет значения, будет ли, не будет она сожжена палачом. Не мне за это краснеть. Но, ради бога, прежде чем вы совершите этот акт, столь мало согласующийся с вашими словами и делами, прочтите пьесу, и вы найдете в ней развязку, которую и вы сами, и все приверженцы монархического правления могли бы только пожелать. Кроме того, вспомните, ваше величество, что, защищая эту пьесу, я не являюсь ни автором оной, ни лицом, извлекающим пользу из ее публикации.
Эти слова были произнесены столь решительно, что тем разговор и окончился…
Через день утром я поехала с докладом к государыне, твердо решив, что, если она не предложит мне, как всегда, пойти с ней в бриллиантовую комнату, — не стану больше ездить на утренние приемы и без промедления подам прошение об отставке.
Господин Самойлов, выходя от императрицы, сказал мне на ухо:
— Ее величество сейчас выйдет. Будьте спокойны: кажется, она на вас не сердится.
Я ответила ему, не понижая голоса, чтобы меня слышали находившиеся в комнате:
— Мне нечего волноваться, потому что не в чем себя упрекнуть, и было бы досадно за государыню, если бы она плохо думала обо мне; но, во всяком случае, несправедливости для меня уже не новость.
Императрица действительно скоро появилась и, дав присутствующим руку для поцелуя, сказала мне:
— Не хотите ли, княгиня, пойти со мной?"
Конфликт был формально улажен, но ненадолго; пьеса не «прощена»; оказывается, обстоятельства к 1793 году стали таковы, что дерзкие речи "нельзя терпеть", хотя бы герой-республиканец и терпел поражение. В результате вынесено решение — злополучную книжку сжечь. Приговор приведен в исполнение, но, как это было и с книгой Радищева, тут же стали распространяться немногие сохранившиеся экземпляры, а с них делались рукописные копии. Обиженная Дашкова вышла в отставку, навсегда покинула столицу и уехала в свое имение.
Выходило, что царица и двор сражались не только с революцией, но и с просвещением: ни Дашкова, ни Новиков к якобинцам не близки.
Тут-то наступил час "призвать к ответу" и прежних великих французских друзей Екатерины.
"Vous mes comblez"{29}
"Мадам! При вас на дивоПорядок расцветет", —Писали ей учтивоВольтер и Дидерот, —"Лишь надобно народу,Которому вы мать,Скорее дать свободу,Скорей свободу дать"."Messieurs!{30} — Им возразилаОна. — Vous mes comblez", —И тотчас прикрепилаУкраинцев к земле.Эти шуточные стихи были сочинены много лет спустя (опубликованы в 1883-м). Сочинитель Алексей Константинович Толстой посмеивается над уже "отстоявшимся в истории" сюжетом: Вольтер и Дидро наставляют Екатерину II в духе вольности, а царица резонно находит, что они ей льстят, — и превращает свободных украинских крестьян в крепостных.