Мгновенье славы настает… Год 1789-й

Он не возьмет на веру обычные отзывы о "безумном царе", но не сможет и доискаться настоящих источников, ибо тема, была чересчур запретной. "Мне кажется, — записал Толстой, — что действительно характер, особенно политический, Павла I был благородный, рыцарский характер". Однако позже в одной из работ писатель замечает: "Да и тот человек, в руках которого находится власть, нынче еще сносный, завтра может сделаться зверем, или на его место может стать сумасшедший или полусумасшедший его наследник, как баварский король или Павел". Писателю удается получить нужные сведения только лет через сорок.

"Читал Павла, — записывает Толстой 12 октября 1905 года. — Какой предмет! Удивительный!"; в другом месте: "…признанный, потому что его убили, полубешеным Павел… так же, как его отец, был несравненно лучше жены и матери…"

Лев Толстой не успел осуществить свои замыслы, но мы кое-что знаем о них. Симпатизируя Павлу как личности, порою идеализируя его, Толстой тем не менее понимал его обреченность: даже самодержавный царь не может создать то, для чего нет исторической основы. Нельзя (по Толстому) "выдумывать жизнь и требовать ее осуществления".

Консервативная утопия. Неосуществимость ее была засвидетельствована кровью.

Откуда же взялась подобная идея, где ее предыстория?

Многое заимствовано из книг (как было и у героя Сервантеса). Учитель юного Павла Семен Порошин, между прочим, замечал, как в детских мечтах будущего царя его угнетенность, униженность, обида на мать явно компенсировались воображением. Немалое место там занимали рыцари, объединенные в некий "дворянский корпус".

"Читал я, — записывает однажды Порошин, — его высочеству историю об Ордене мальтийских кавалеров. Изволил он потом забавляться и, привязав к кавалерии свой флаг адмиральский, уменьшить в армии пьянство, разврат, карточную игру".

Идея рыцарской чести вызывала к жизни и ряд других. Рыцарству свойственно повышенное внимание к жесту, эмблеме, гербу, цвету, форме.

Наполеон отмечал, что русский царь "установил при своем дворе очень строгий этикет, мало сообразный с общепринятыми нравами, малейшее нарушение мельчайшей детали которого вызывало его ярость, и за одно это попадали в якобинцы".

При Павле высокий смысл приобретают такие элементы формы, строя, регламента, как шаг, размер косицы на парике и т. п.

Рыцарский орден, сближающий воина и священника, был находкой для Павла, который еще до мальтийского гроссмейстерства соединил власть светскую и духовную.

Кроме любимой формулы Павла "русский государь — глава церкви", можно вспомнить о контактах царя с иезуитами (и о его просьбе, обращенной к папе Пию VII, отменить запрещение иезуитского ордена), о знаменитом отце Грубере, иезуите, игравшем видную роль при дворе в последние месяцы царствования Павла. Переписка Павла с Пием VII была весьма теплой. В конце 1800 года папа получил личное приглашение царя поселиться в Петербурге, если французская политика сделает его пребывание в Италии невозможным. Позже Пий VII не раз отслужит заупокойную мессу по русскому царю. Все это нелегко понять вне "рыцарской идеи": союз царя-мальтийца со вселенской церковью — важная цель для монарха, собирающегося вернуть всему миру утраченную "главную идею". Речь не шла об измене православию или переходе в католицизм: для Павла различие церквей было делом второстепенным, малосущественным на фоне общей теократической идеи.

Любопытно, что другой "вселенский деятель" — Наполеон в это время был накануне своего конкордата с папой Пием VII, т. е. акции, близкой к планам Павла. Слухи, разговоры о планах российского императора соединить церкви (и даже принять со временем папскую тиару!) в этом контексте кажутся не лишенными почвы.

Царь-папа, мальтийский гроссмейстер — это и чисто российское поглощение церкви властью ("Вот вам патриарх!" — восклицает в пушкинской интерпретации царь Петр Великий, ударив себя в грудь, когда слышит просьбу духовенства о назначении главы церкви); это и российская аналогия "наполеоновскому направлению": недаром Павел и первый консул столь легко поймут друг друга…