Мгновенье славы настает… Год 1789-й

"Как особо отличившихся и достойных высших наград генерал-фельдмаршал граф Суворов-Рымникский считает генерал-майора князя Багратиона, генерал-майора Милорадовича".

Имена будущих героев 1812 года.

Суворов захватывает в Италии одну из крепостей, французскому же гарнизону дает "свободный выход", с тем чтобы 6 месяцев с русскими не воевать.

Известие об эпидемии, пожирающей наполеоновскую армию на Востоке, заканчивалось надеждой: "…и скоро их всех ч… поберет". "Черт" — слово, совершенно нецензурное.

1799 год — десятилетие парижской революции… Дальнейшие события известны: корпус Суворова, к великой радости австрийцев, покидает Италию; он идет на соединение с русскими, которые должны утвердиться в Швейцарии. Однако Массена, будущий знаменитый наполеоновский маршал, разбивает отряд, на соединение с которым движется Суворов. Положение русского войска в Альпах между победителями-французами и полуврагами-австрийцами отчаянное, но Суворов, старый и больной, совершает немыслимое: переходит через Альпы, спасает людей и по приказу Павла возвращается в Россию. Царь, чья "рыцарская слава" умножилась успехами Суворова, награждает фельдмаршала величайшим и редчайшим военным званием генералиссимуса; однако, награждая, уже ревнует к всемирной славе своего полководца.

Вскоре Суворов умирает, и Петербург его торжественно хоронит при полной безучастности монарха. Павел, казалось бы столь щепетильный к вопросам чести, национальной славы, совершенно не замечает, не хочет замечать того, что выражают петербургские проводы Суворова: той степени национальной просвещенной зрелости, которой достигло русское общество…

Павел ничего не понял; кажется, во французской революции он разбирался лучше, чем в русских событиях. Как раз в это время император совершает серию поступков, которые с удвоенной силой заставили современников рассуждать о его "якобинском деспотизме".

"Наследник и убийца…"

20 лет спустя Пушкин напишет стихотворение «Наполеон», где, между прочим, скажет о своем герое:

Мятежной вольности наследник и убийца…

В парадоксальном смысле можно сказать, что Суворов помог дальнейшему его возвышению: в итальянских сражениях погибли конкуренты Наполеона; Директория, потерявшая Италию, была скомпрометирована, — авторитет генерала Бонапарта, без которого никак невозможно обойтись, естественно возрастает.

В те самые дни, когда Суворов возвращается домой, Наполеон дерзко приплывает из Египта и 18 брюмера VII года Республики (9 ноября 1799-го) берет власть, разгоняет Директорию и объявляет себя первым консулом Франции. В тот день, когда Суворова опускают в могилу, Наполеон уже движется по дорогам Италии — возвращать утраченное — и вскоре сокрушает при Маренго австрийские армии…

В Петербурге же мало кто думает, что теряются плоды прошлогодней кампании: наоборот, там радуются!

Павел и его канцлер Ростопчин быстро шли на сближение с Францией я разрыв с Англией. Ростопчин разрабатывал для Павла теорию относительного невмешательства России в европейские дела: либо война с Францией в Европе, либо столкновение с Англией на Балтике, на Востоке; второй вариант казался для России менее кровопролитным, хотя страна была заинтересована в английском рынке, хотя наполеоновские планы мирового господства со временем все равно привели бы к войне с Францией…

Не стоит фантазировать: приведенные рассуждения нужны, собственно говоря, для двух выводов. Новая внешняя политика вовсе не была столь «безумной» и «нелепой», как это изображали противники ее в ту пору и после. Российское дворянство было заинтересовано в продаже леса и хлеба британцам, но этот фактор не следует преувеличивать. Моряк-декабрист Штейнгель вспомнит позже о патриотическом одушевлении русской молодежи в восторженном желании "сразиться с Джеками".

И другое обстоятельство: крайне любопытна быстрая реакция царя Павла на перемены во Франции (очевидно, сыграл роль хитроумный Ростопчин). "Он делает дела, и с ним можно иметь дело", — говорит Павел о новом французском диктаторе; говорит вскоре после "18 брюмера" и ранее других понимает разницу между Францией якобинской и наполеоновской.

Этот трезвый, не затемненный инерцией прежних лет взгляд на события — характерная черта павловского мышления; по той же логике, по которой отбрасывались второстепенные различия между церквами (главное — покорность, верноподданность), сейчас тоже не придается значения формальным соображениям; Наполеон рассматривается не по форме (консул или король), а по сути, в связи с тем главным, чем Павел мерит все явления, — характером власти, степенью самовластия.

Наполеон-консул имеет власть царскую — значит, французская революция миновала наиболее опасную для старого мира стадию…

Отношения с Францией крепнут, с Англией — ухудшаются.