Мгновенье славы настает… Год 1789-й

В 1801 году новый царь Александр I окончательно снял всякие ограничения с Радищева и предложил вернуться на службу. Радищев оказался в Петербурге, откуда 11 лет назад его вывозили в цепях на восток: он воодушевлен, ему кажется, что пришло его время, в различных комиссиях и комитетах он снова горячо выступает за освобождение крестьян, за крупные реформы государственного аппарата. Казалось, он нашел наконец выход из длительного духовного кризиса: ведь в Сибири, как уже говорилось, его постигло страшное разочарование во французской революции, он не мог вынести кровопролития 1793–1794 годов. Революцию в крайних формах Радищев не приемлет, но не может же "полюбить рабство", сделаться обыкновенным помещиком…

И вот, кажется, выход — хороший царь; подобно мадам де Сталь, Радищев некоторое время, кажется, предпочитает его революциям и конституциям…

Некоторое время… Вскоре, однако, энтузиаст замечает, что проекты его не проходят; что на главнейших постах сидят те самые люди, которые некогда приговорили его к Сибири; один из них прямо подходит к Радищеву и с улыбкой сожаления пеняет — "опять ты за свое?", намекая, что таким образом вскоре можно снова оказаться в Сибири!

Радищев устал…

Придя домой, выпил яду. Царь срочно прислал лейб-медика, но — было поздно. Умирая, Радищев будто бы произнес: "Потомство за меня отомстит…"

Некоторые современники находили, что это — болезнь, безумие: новое царствование так много обещает, что для самоубийства нет никаких поводов. Действительно, нервная система Радищева была истощена; но при том он больше других чувствовал, предчувствовал. Умирая, знал то, чего еще и сам Александр I не ведал: что ничего или почти ничего не выйдет…

Самоубийство Александра Радищева, можно сказать, одна из крайних точек зрения в споре, бесконечном споре о революции вообще, французской революции в частности. Спор не оканчивается…

Летним вечером 1805 года

"Пьер хотел было сказать что-то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.

— Император Александр, — сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, — объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, — сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.

— Это сомнительно, — сказал князь Андрей. — Monsieur ie viconte совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.

— Сколько я слышал, — краснея, опять вмешался в разговор Пьер, — почти все дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.

— Это говорят бонапартисты, — сказал виконт, не глядя на Пьера. — Теперь трудно узнать общественное мнение Франции…"

Затем, как известно, юный Пьер Безухов произносит весьма революционные речи, и почти все на него нападают.

"Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, как у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновений, исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое — детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.

Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали".