Мгновенье славы настает… Год 1789-й

Каждому свое… Народ громил ненавистную тюрьму; выбрасывал из окон и топтал архив, — несколько тысяч листов валялись около разрушенной твердыни, пока революционная власть не распорядилась собрать и конфисковать все, что уцелело. Однако между штурмом крепости и этим декретом произошло с виду незаметное событие: очевидно, 15 июля Петр Петрович Дубровский (или его доверенное лицо) прибыл в карете на площадь Бастилии… И подобрал разбросанные листы. Страсть коллекционера, конечно догадывавшегося, какое значение для истории будут когда-нибудь иметь его усилия.

Карета Дубровского увозит его в русское посольство, где ожидает новых вестей и составляет подробный отчет для императрицы сам российский посол в Париже…

Донесение № 66

Русскому послу Ивану Матвеевичу Симолину, выходцу из немецко-шведского рода, было уже около 70 лет, и за свою жизнь он видал виды; около полувека, занимал разные дипломатические должности в Копенгагене, Вене, Стокгольме, Лондоне. Наконец, с 1784 года, в высочайшем чине действительного тайного советника, он сменяет Барятинского на почетном и, по мнению многих, приятнейшем посту посла в Париже. Депеши, адресованные обычно вице-канцлеру (министру иностранных дел), изредка самой императрице, составляются в обширном доме посла на бульваре Монмартр и сообщают о событиях предреволюционной Франции. Но вот донесения делаются все тревожнее; все чаще посол меняет шифр…

Одновременность в тот век была, понятно, куда более «медленной», чем в нынешний: без радио и телеграфа, без самолетов и железных дорог отсутствовало то удивляющее нас чувство сиюминутности, сопричастности, которое появляется у человека XX столетия, когда он узнает, что именно сегодня или вчера, несколько часов назад или в данный момент там-то и там-то произошла революция, катастрофа, землетрясение… Иное дело, если известие доходит спустя недели или месяцы. Тогда событие представляется куда более чужим, сторонним, и ему, событию, нужно очень и очень «постараться», чтобы все-таки потрясти, расшевелить далеких читателей так, как будто все случилось у них на глазах.

14 июля (по старому календарному стилю — 3 июля), разумеется, никакие известия о парижских событиях в Петербург еще не проникают, так же как и в следующие дни и недели.

Революция есть, но ее пока как будто и нету. И эта разница во времени между французским громом и русским эхом продолжится еще десятилетия, пока военная волна, идущая из Франции, не столкнется прямо, лицом к лицу, с русским сопротивлением. Там, под Аустерлицем и Бородином, дата французского события и его русского узнавания будет одна и та же…

Пока же по дорогам Европы специальный курьер везет толстый пакет с секретным донесением Симолина: написано в Париже 19 (8) июля 1789 года, достигнет Петербурга через 19 дней, 27 июля (7 августа).

Донесение № 66 с приложением нескольких парижских журналов и газет: