Мгновенье славы настает… Год 1789-й

В этот день, 3 (14) июля, Екатерина II в Царском Селе объявляет "камер-траур по кончине Его королевского высочества дофина Людовика на три недели с разделением, а именно — первые одиннадцать дней дамам носить ленты, а кавалерам чулки черные, а последние десять дней дамские ленты цветные, а кавалерам чулки белые": из Парижа пришла весть о смерти старшего сына Людовика XVI и Марии-Антуанетты, того мальчика, который, уходя из мира, передал свою судьбу новому наследнику, младшему брату Людовику — Карлу (Людовику XVII), — судьбу еще более печальную…

Проходит месяц и четыре дня. Перед нами "Санкт-Петербургские ведомости" от 7(18) августа 1789 года.

По-прежнему — тон спокойный: на первых страницах сообщения о военных действиях в Финляндии, где русские берут верх над шведами; радостные известия о блистательной победе, одержанной семнадцать дней назад русской армией под командованием Суворова над сильно превосходившими турецкими силами при деревне Фокшаны…

Два известия достигли газетных страниц после одинакового, 35-дневного, путешествия "с места события". Одно — с востока, из сибирского города Тобольска; другое — с запада, из Парижа.

Сибирская информация напоминала о победном шествии просвещения:

"…сего июля 3(14) числа в здешнем главном народном училище в присутствии генерал-губернатора, епископа, чиновников губернии и при многочисленном стечении граждан происходило первое открытое испытание. Ученики показали довольные успехи, граждане же изъявили глубочайшее благоговение и благодарность к виновнице сего радостного для них зрелища".

Виновница же, императрица Екатерина II, уверенно скажем, придала куда большее значение "западной информации":

"В прошедший понедельник 13 числа поутру Париж подобен уже был не столице славящейся благолепием нравов Франции, но неприятельским городам, приступом взятым. Повсюду встречались люди буйные и вооруженные. Французская гвардия и некоторые другие войска отложились от государя и вступили в службу мещанства".

Далее-огромный репортаж о штурме Бастилии:

"Рука содрогается от ужаса, описывая происшествия, при коих могли быть в таком пренебрежении долг государю и долг человечеству. Но надо окончить".

Следуют выразительные подробности, в частности — об отрубленной голове коменданта Бастилии Делоне; но притом от русских читателей не скрывали, что

"бунт освободил всех, в Бастилии содержавшихся, из них один сидел уже сорок лет, архивные же бумаги отчасти изорваны, а отчасти разбросаны по площади".

О бастильских бумагах уже говорилось: как знать, может быть, отчаянный коллекционер Дубровский причастен к этой корреспонденции?

Первая информация о начавшейся революции. Сколько еще впереди… Правда, в следующих номерах русские читатели находят новости, казалось бы успокоительные. "Теперь наслаждаемся мы совершенным спокойствием, — сообщалось из Парижа. — Всяк производит торги свои и промыслы так, как и прежде".

Победивший народ подносит ключи города Парижа Людовику XVI, так же как двести лет назад — Генриху IV: "Тогда сердца народа побеждены были государем, а ныне — сердце государя народом побеждается". Подразумевается, что Людовик пошел на уступки вооруженным парижанам (ему ничего другого не оставалось!).

Впрочем, проницательный читатель мог многое понять из другого, шутливого как будто, парижского известия: "Театры наши с 21 июля опять отперты; но зрителей собирается весьма мало, потому что мы давно теперь видим трагедии на улицах…"

Лето 1789-го.