Мгновенье - целая жизнь. Повесть о Феликсе Коне

— Каким же? — спросил Феликс, хотя и догадался, что имел в виду Дембский.

— Будем печатать газету.

Вот оно — признание! У Феликса на мгновение перехватило дыхание: ему открывали доступ в святая святых партии — к изданию газеты!

— Завтра в то же время встретимся опять у Рината, Кстати, имей в виду, Гинат — наш человек…

— А квартиру для танцев тоже снимает наш человек? — спросил Феликс.

— Да. Квартиру мы сняли на имя Головни. И специально устраиваем танцы, чтобы музыка и шум заглушали грохот станка. А здесь живет Янек Выгановский. Мы соединили две квартиры потайной дверью — получился запасной выход на случай налета полиции. И еще, Стожек… ресторан Беджицкой — тоже наша явка. Это — на крайний случай, когда нужно что-нибудь экстренно сообщить в Комитет. Там всегда находятся наши люди, они и укроют, и передадут немедленно все, что нужно и кому нужно.

— Благодарю, — растроганно сказал Феликс.

А Дембский продолжал:

— В кондитерскую придешь с последним номером «Варшавского курьера». Если все благополучно, там будет сидеть юноша и читать предыдущий номер. Подойдешь и скажешь: «Когда прочтете, не дадите ли мне?» Это будет хозяин типографии. Запомнил пароль?

— Да, — машинально ответил Феликс, еще не проникшийся сознанием того, что в конспиративной партийной работе нет мелочей, что за каждой мелочью стоят человеческие жизни.

Вечером Кон вошел в кондитерскую, держа в руке «Варшавский курьер», свернутый так, чтобы в глаза сразу же бросался заголовок. Слева у окна за столиком одиноко сидел низкорослый худой юноша с невыразительными чертами лица. Он сосредоточенно читал первую страницу того же «Варшавского курьера». Кон подошел к нему, спросил тихонько:

— Вы не дадите мне почитать?

Юноша оторвался от газеты и, полоснув Феликса ненавидящим взглядом, выскочил из кондитерской. Ничего не понимая, Феликс заторопился за ним. С противоположной стороны улицы к кондитерской сворачивал в этот миг Александр Дембский. Юноша кинулся к нему и, размахивая газетой, стал что-то быстро говорить ему, а сам все озирался на подходившего к ним Кона. Дембский нахмурился.

— Что случилось, Стожек? — спросил он. — Ты забыл пароль?

Феликс смутился:

— Нет, но я, кажется, не совсем точно его произнес…

— Впредь этого не допускай. Хорошо, что я подошел вовремя. Бронислав принял тебя за провокатора.

— Да, — подтвердил Бронислав, — я вас принял за неопытного провокатора и мог бы с чистой совестью прикончить!

— И поделом. Это было бы заслуженным наказанием. А за урок спасибо. Будем знакомы… Кон. — Феликс подал руку.

— Славиньский. — Маленькая ладонь юноши сомкнула широкую руку Феликса железным пожатием. Феликс не удивился: Славиньского он таким и представлял — человеком большой нервной силы.

Они скоро сблизились и подружились. Этим знакомством Кон очень дорожил.

Бронислав привлекал его своей удивительной скромностью и преданностью товарищам. Как хозяин типографии, Славиньский каждую минуту рисковал быть схваченным. Но это не сделало его ни раздражительным, ни самоуверенным, ни гордецом. Жил он в том же без окон и без вентиляции чердачном помещении, где стояли печатный станок и наборные кассы, дышал воздухом, отравленным свинцовой пылью, — и потому в лице его не осталось ни кровинки. Он сам по ночам сгружал с подвод бумагу, сам крутил колесо печатной машины, сам разбирал шрифты и раскладывал по наборным ящикам. И лишь изредка позволял себе выйти с Куницким или Дембским и посидеть где-нибудь за чашкой кофе.

А в том, что работа в подпольной типографии — адская работа, Феликс убедился в эти три дня, когда они, не выходя из подвала ни на минуту, печатали тираж газеты, выходившей на шестнадцати страницах. И только время от времени сменяли друг друга: крутивший колесо становился к станку и наносил валиком краску на шрифты, а потом накладывал лист чистой бумаги, а час спустя это уже делал другой.

К концу первых суток Феликс едва держался на ногах — кружилась голова от запаха типографской краски.

— Пройдет, — утешал Дембский, — я в первый раз даже чуть не потерял сознание. А потом притерпелся.

На вторые сутки «притерпелся» и Феликс. И все время удивлялся Славиньскому, который не только тут работал, но и жил. Другие придут на помощь, помучаются дня три-четыре и уходят, а Бронислав здесь всегда.

В короткие перерывы на обед Феликс усаживался на кипу бумаги и, наскоро съев кусок колбасы с ломтем халы, вслух читал со свежей газетной страницы. Ковальский (в недавнем прошлом участник рабочего движения в Галиции) и Славиньский слушали молча, стараясь вникнуть в каждое слово. На полном лице Дембского то и дело появлялась снисходительная улыбка. Феликс зная, что он редактировал эти статьи, и знал, кто был их автор.

Феликс читал: