Читаем Мгновенье - целая жизнь. Повесть о Феликсе Коне полностью

Венский двор свое «государственное время» посвящал преимущественно охоте в Гедолле, близ Будапешта. Император Австро-Венгрии в сопровождении кронпринца, окруженный молодцеватыми венгерскими магнатами на разгоряченных лошадях, с утра до вечера скакал по лесистым склонам, любуясь красавицей императрицей, которая в своей любви к лошадям доходила до того, что сама участвовала в скачках и ни с кем, даже с иностранными послами, не говорила ни о чем, кроме лошадей…



Рим на своих исторических холмах по облику и образу жизни все еще оставался Римом папских времен, хотя официально власть их над городом была ликвидирована в 1870 году. Велись раскопки Форума, обнажая, казалось, канувшие навсегда пласты эпохи Юлия Цезаря и Нерона. Средневековые палаццо аристократов стали местом постоянных развлечений. Целых десять дней перед великим постом центральные улицы города, утопающие в цветах, увешанные яркими тканями, затоплялись карнавалом: по ним проплывали разукрашенные колесницы, гарцевали всадники во всевозможных маскарадных одеждах…


Путешественники, проехав городские ворота, углублялись в Кампанью, тогда еще первозданно свободную от позднейших застроек и казавшуюся бесконечной в своей невообразимой древней красоте с ее акведуками, развалинами, холмами, раскаленными горячим итальянским солоцем, остановившемся в глубоком синем небе… Тогда Кампанья все еще была землей Каталины и Спартака, землей Гарибальди, а сама Италия — землей обетованной для многих поколений польских изгнанников. Здесь в 1794 году побывал Тадеуш Костюшко, посетил Рим, Неаполь, Флоренцию, а через несколько недель повстанцы объявили его «начальником государства». В итальянском городе Варесе хранится урна с сердцем Тадеуша Костюшко.

Сердце Костюшко будет возвращено Польше. В этом Феликс не сомневался. Он не мог только сказать точно, когда это будет, не знал, в его ли силах приблизить это время…

Но как ни очарователен левобережный Рим, а сердцу поляка все-таки милее левобережиая Варшава. Как ни поразительна площадь перед Капитолием с ее архитектурным ансамблем — творением Микеланджело, а душою поляк всегда там, на севере, на Замковой площади, где устремилась в небо колонна Зигмунта III, где у подножия Кафедрального собора святого Яна сгрудились дома и переулки Старого города.

О, как любил Феликс толкаться на рыночной площади в праздничные дни! Среди громоздящихся друг на друга крестьянских возов и разноголосо гомонящей живности, среди бесчисленных торговцев «вразнос», которым нет никакого дела ни до причудливого смешения стилей Возрождения и готики в отделке дворцов и костелов, ни до скопления средневековых домов с тремя окнами по фасаду и в три этажа, изукрашенных фресками, барельефами, рисунками по штукатурке… Каждый дом принес из глубины средневековья неповторимые названия — «под Крокодилом», «под Негритенком», «под Фортуной»…

А улицы Старого города, узкие и глубокие, как каньоны, сохранили названия когда-то протекавших по этой песчаной равнине речек. Ручеек улицы выводит к месту, откуда открывается вид на голубую привольную Вислу с островками, на правобережное предместье — Прагу, со множеством зелени парка, а дальше — желтые мазовецкие пески, синеющая вдали полоска восточных лесов под бесконечным голубым небом…

Феликс в Западной Европе впервые. Заграничный паспорт ему вручил Александр Дембский. А чтобы сбить с толку охранку, если ей вздумается последовать за Коном, он должен был изображать путешественника, наслаждающегося достопримечательностями древних городов Европы. Так впервые удалось побывать в Париже, а оттуда он переехал в Женеву.

Этот город, находящийся у самой границы с Францией, с населением, в основном говорящим по-французски, имел много преимуществ перед другими городами Европы, куда стекались политические эмигранты из разных стран света. Феликс буквально вырвал у Дембского разрешение посетить Женеву. Здесь, казалось, сам воздух был пропитан ученостью, располагал к неспешным размышлениям. Женевская академия, несколько лет назад переименованная в университет, была основана еще в XVI веке.

Многое в этом городе уходит своими корнями в глубокую старину. Все это так. Но даже публичная и университетская библиотеки с почти полумиллионным собранием книг не удержали бы здесь навсегда Феликса Кона, как не удержал бы и Париж с его Монмартрским холмом, с его ученым Латинским кварталом, с его Сорбонной и Национальной библиотекой, где хранится пять миллионов книг и рукописей, с его «Гранд-Опера» и «Комедд Франсез»…

Куницкий, вызвавший Феликса за границу, должен был ждать его в австрийском городе Бреслау. Кон приехал туда сразу же после полудня. Вышел из вагона, огляделся. Но в негустой толпе встречающих Стася не было. Что случилось? Ведь именно Черный должен был вручить ему квитанции на получение багажа с нелегальной литературой, отправленной им сюда из различных городов Европы, и дать адрес вожака контрабандистов, с которыми Феликс должен будет переправить ее через границу…

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное