Мгновение (СИ)

То он барахтался, запутавшись в водорослях, по другую сторону защитного стекла “Миллениума” и, задыхаясь, наблюдал за не замечающими его учёными. То вдруг за тем же самым стеклом оказывался круглый аквариум, в котором плавали скелеты рыб, а Рун смотрел на них из искажённой водной линзой реальности. Он попытался пошевелиться - и не смог, потому что в один миг стал частью трёхмерного слепка, такого же, какие он изучал на работе. Разница состояла только в том, что слепок этот не имел пределов - он заковал в кандалы безвременья всю вселенную. Пустота словно превратилась в прозрачный камень, а Этингер застрял в ней, как насекомое в янтаре. Если движение - жизнь, то историк был на сто процентов мёртв.

Потом из ниоткуда возникла полутёмная комнатка, без окон, пустая, с одним только стулом и столом, и на первом Рун сидел, а ко второму был прикован. Шумела невидимая вентиляция, хотя холодный воздух и так пробирал до дрожи. Лампа над столом то и дело меняла яркость, словно под перепадами напряжения; её мерцание действовало на нервы. Историку это место не понравилось, поэтому он попытался выскользнуть из него усилием воли. Но не смог. Прошло немало времени, прежде чем в его голову закралась мысль, что комната - настоящая, а всё происходящее - взаправду.

Тогда Этингер осмотрелся совсем иначе. Одежда на нём оказалась явно чужая и явно самая обычная - без терморегуляции и прочих удобств. Коммуникатор с руки тоже пропал. Запястья были притянуты к столу стальными обручами на манер скоб - даже чтобы почесать лоб, пришлось изворачиваться. Лодыжки точно так же крепились к ножкам стула.

С некоторым трудом оглянувшись, Рун разглядел за своей спиной дверь. В комнате и в самом деле больше ничего не было - только тени, жмущиеся по углам, да круглая коробка часов. Они висели на стене напротив Руна, массивные, архаичные - секундная стрелка при каждом рывке лязгала, словно билась о железный ограничитель. Часовая и минутная, образуя прямой угол, показывали на двадцать две минуты второго.

Этингер не знал, с какого момента кончилась реальность и начались видения, зато вспомнил недвижимую, точно изваяние, Амину. От этого воспоминания в гортани нещадно зажгло. Рун понятия не имел, где находится даже он сам, но при мысли о том, что пострадала Канзи, захотелось выскочить из собственной кожи.

- Эй! - крикнул он. - Есть тут кто-нибудь?!

Его голос разметался гулом по комнате, но быстро утих под неумолимыми щелчками часов. Те, как назло, тикали медленно, словно время загустело в дёготь.

- Твари, - пробормотал Рун, не дождавшись ответа. - Скоты.

Очень хотелось пить. Слишком туго притянутые запястья ныли, немели ступни, болела шея. Но все эти неудобства терялись на фоне пожара, что полыхал в те минуты у историка внутри. Неизвестность глодала его не хуже пламени, разгулявшегося в средневековом городе, а страх лишь подливал масла в огонь.

“Это Эйдженс. Больше некому. Они как-то узнали о том, что мы причастны к взлому. Синклер нас сдал. Или это его подручные? Я уже давно очнулся, и никто не спешит меня допрашивать. Если меня здесь держат не ради допроса, то для чего? Может, решают, что со мной делать? Что-то там выяснили и теперь высчитывают оптимальный путь к наилучшему для себя исходу. Грёбаные тоталитаристы... Где Амина? Надеюсь, эти мрази обращаются с ней лучше, чем со мной. Она не должна пострадать... Не должна...”

Когда минутная стрелка описала полный круг, Рун начал думать, что о нём попросту забыли. Сначала он пробовал докричаться до похитителей, потом просто звал на помощь. Никто не ответил. Этингеру казалось, что он сидит в этой комнатушке по меньшей мере сутки, а часы показывали только без двадцати три.

Ещё через час Рун пережил приступ паники. Ему вдруг взбрело в голову, что он так и умрёт от голода и жажды, как похороненный заживо. Историк начал рваться изо всех сил, но не смог даже стул сдвинуть с места - тот оказался привинчен к полу, как и стол. Зато руки и ноги заболели сильнее. Это-то его и отрезвило.

Этингер понял, что думать лучше как можно меньше - а то до всякого можно додуматься. Не исключено, что этого похитители от него и добиваются. Он вздохнул поглубже и попытался утихомирить сердцебиение.

“Нет, обо мне не забыли. Никто не забывает людей в допросных. Они придут. Надо только...”

Закончить мысль он не успел, потому что сзади скрипнула дверь.

Вошёл мужчина - тот самый, которого Рун успел увидеть в квартире Амины перед тем как отключиться. Незнакомец принёс ещё один стул и, не обращая никакого внимания на историка, невозмутимо уселся напротив него.

Он весь был словно пластиковый: кожа без морщин и без единой родинки, чистая и бледноватая; острый нос, узкая челюсть, ровный, точно отшлифованный скульптором, подбородок. В тусклом свете лампы это лицо походило на лик какого-то диковинного андроида. Из одежды на мужчине был серый невзрачный костюм, сидевший на его худом теле мешковато, из-за чего напоминал робу.

Незнакомец достал из кармана планшет и, водя по экрану узловатыми пальцами, начал на нём что-то читать.