Задорная боевая девушка постоянно находится в гуще общественной жизни. Комсомольцы отдела механизации и автоматизации, где она поначалу работала, выбрали ее своим вожаком. И не ошиблись, не жалели об этом — не давала Светлана «заснуть» даже самым пассивным.
Старейшина Никитинского рода Павел Иванович, а для нее просто папа, часто спрашивал у начальства: «Как там моя? Вы с ней построже, построже!»
Некоторые подружки вздыхали: «Эх, Светка, такого отца имеешь — заместитель директора по кадрам! Жить бы тебе за его широкой спиной и не тужить, так нет, вечно шебуршишься. Что тебе, больше всех надо?» Светлана отвечала коротко: «Широкой спины» мне не требуется, своя голова на плечах, а больше… Надо! Зачем тогда жить?!»
Была Светлана и заместителем секретаря комитета комсомола всего завода. Рабочий коллектив вырастил ее профессионально, комсомол дал духовный заряд. Приняли в партию. Училась в университете марксизма-ленинизма.
У коммуниста больше ответственности, с него больший спрос, но и к этому Светлана готова.
И есть во всем этом глубокая символика: дед устанавливал Советскую власть, отец защищал ее от нашествия фашистов, дочь строит будущее. Без сильных корней не бывать и хорошей кроне.
В пределах очерка трудно рассказать о всех представителях никитинской династии. Разнятся они по занимаемым должностям, вкусам и интересам, привычкам и склонностям, но всех их объединяет одна черта — любовь к своему заводскому коллективу, который вырастил их, дал крепкую рабочую закалку, сообщил и сообщает постоянное ускорение, без которого не может быть движения вперед.
И во главе всего рода сегодня Павел Иванович — старейшина. Право на это дает не только возраст, но и тот путь рабочего-солдата, что довелось ему пройти.
Владимир Дичев
У КИЕВСКОГО, ПОД ЧАСАМИ…
Большая стрелка башенных часов Киевского вокзала чуть заметно дрогнула и перепрыгнула на следующее деление. «Десять часов двадцать четыре минуты, — отметил про себя старшина Липатов. — Значит, к перрону уже подходит скорый из Львова».
Наметанным хозяйским взглядом окинул площадь. В это приветливое летнее утро все здесь было до мелочей знакомым и привычным. Даже в короткий промежуток относительного затишья жил привокзальный уголок Москвы в напряженном, ускоренном ритме. Выйдя из метро, люди торопились к платформам пригородных электричек. От Бережковской набережной к гостинице «Киевская» и обратно, к Смоленской площади, сновали машины, автобусы и троллейбусы. Одна за другой подкатывали «Волги» с зелеными огоньками. Они уже заполнили стоянку, и это было самым верным признаком того, что вот-вот с перрона хлынет людской поток.
Наступила пора занимать место у выхода в город. Привычными движениями поправил старшина фуражку, галстук, портупею: сейчас от становится первым, кого встретит приезжий на московской земле. Он представлял столицу.
…Вот, пробившись сквозь толпу приезжих, подходит к нему девушка с большой спортивной сумкой:
— Товарищ милиционер, как быстрее доехать до гостиницы «Турист»?
Пожилой мужчина, скользнув взглядом по орденским планкам постового, басит с заметным украинским акцентом:
— Треба мени, браток, до бюро справок. Ось приихав фронтового дружка побачить…
— Скажите, пожалуйста, откуда можно послать телеграмму?
Едва успевает Липатов ответить на последний вопрос, как перед ним внезапно, будто натолкнувшись на невидимое препятствие, останавливается невысокий плотный офицер в форме летчика. Он смотрит на постового с радостным изумлением, рука его тянется к козырьку:
— Здравия желаю, товарищ старшина…
— Здравия желаю, товарищ майор.
— Как всегда, на посту?
— Так точно, товарищ майор, — в голосе милиционера слышится недоумение: «Что за странный вопрос задает этот майор! Где же мне и быть, как не на своем посту?»
— Иван Никитович… Дядя Ваня… Неужели не узнаете?
Майор снимает фуражку. Темные вьющиеся волосы, высокий лоб, под дугами густых бровей — веселые карие глаза… Натренированная многолетней службой профессиональная память срабатывает моментально:
— Пашка Трифонов с Первого Бережковского? Извините, товарищ майор…
— Что вы, дядя Ваня, какой я для вас «товарищ майор»?! Как был Пашка Трифонов, так им и остался.
— Признаться, не ожидал тебя… вас встретить, Павел. Сколько лет прошло!
— Больше двадцати… Я тогда совсем еще пацаном был. Помню, нахулиганили мы с ребятами здесь, на вокзале. Привели вы меня к матери: «Давай, Мария Федоровна, вместе за парнем смотреть, а то не той дорожкой может пойти». Заплакала она: «Совсем без отца от дома отбился. Помогите, Иван Никитович! Вы — фронтовик, как и Петя мой покойный, вас Пашка послушается».
— Что и говорить, не раз приходилось еще за руку тебя останавливать да от дружков отваживать. Зато теперь вон каким молодцом стал!
— А вы мало изменились, дядя Ваня. Все такой же стройный и подтянутый. И морщин нет, и седина не тронула, а глаза-то совсем молодые.
— Не скажи, Паша, годы берут свое. Это вот Москва все молодеет. Посмотри-ка, ваших Бережков теперь и в помине нет.