Мгновения

Каменев, в отличие от Троцкого, говорил тихо, спокойно, без всяких ораторских эффектов, присущих председателю Реввоенсовета. Фамилию Тухачевского он не упомянул. Очевидно, его кандидатура была согласована еще в Москве и вопрос считался решенным.

Зиновьев и Лашевич не возражали против назначения Тухачевского. Они прекрасно понимали, что Аврову не под силу справиться с кронштадтцами, а Тухачевский был известен как инициативный командующий. Да и его слава командзапа, доведшего красные полки до стен Варшавы, была достаточно громкой.

Но пускать его в комитет обороны, где они чувствовали себя полными хозяевами?! Это не устраивало ни того, ни другого. Однако, если Каменев говорил так уверенно о реорганизации войск округа, значит, он согласовал с Троцким и назначение командарма в комитет, а возражать Троцкому, своему идейному вождю, ни Зиновьев, ни Лашевич, конечно, не могли.

И Лашевич, хотевший резко возразить Каменеву и уже привставший со стула, получив незаметный знак Зиновьева, сел и ничего не сказал. Вопрос о назначении командарма был решен.

— Еще раз повторяю, — сказал Троцкий, — два дня на подготовку, не больше, и штурм. Ко дню открытия съезда Кронштадт должен быть взят.

В пять часов дня Авров сдал командование войсками округа Тухачевскому, в чьих руках сосредоточилась вся полнота военной власти: войска, расположенные в районе города, воздушные силы, Балтийский флот, береговая артиллерия.

Вечером начальник регистрационного отдела штаба округа, занимавшийся организацией агентурной разведки, познакомил командарма с составом «кронштадтского правительства». Отдел сумел быстро и оперативно наладить получение необходимой разведывательной информации из крепости, послав туда своих разведчиков и организовав каналы связи.

На следующий день в очередной агентурной сводке сообщалось о том, что мятежники не собираются начинать активные боевые действия против Петрограда и фортов южного берега залива. А именно этой активности Тухачевский, еще не имевший надежных войск, опасался больше всего.

Нужно было действовать. К этому обязывал врученный ему документ.

«Приказ Реввоенсовета Республики

№ 28 от 5 марта 1921 года.

1. Ввиду восстания в Кронштадте приказываю восстановить 7-ю армию, подчинив ее непосредственно Главнокомандованию.

2. Временное командование армией возложить на т. Тухачевского с оставлением в должности командзапа.

3. Командарму 7 т. Тухачевскому подчинить во всех отношениях все войска Петроградского округа, командование Балтфлотом (…)

6. Командарма 7 т. Тухачевского назначить членом комитета обороны Петрограда вместо т. Аврова.

7. Командарму 7 в кратчайший срок подавить восстание в Кронштадте…»

* * *

На следующий день из Ораниенбаума возвращались уже к вечеру. В сумерках дорога едва просматривалась, и шофер снизил скорость, осторожно объезжая ямы и выбоины разбитого шоссе.

Тухачевский и Перемытов сидели на заднем сиденье и молчали. Впечатление от поездки и осмотра частей Южной группы было неважным, и Тухачевский, отвернувшись, смотрел в сторону морского берега. Внезапно послышался резкий свистящий звук и громовой взрыв ударил по барабанным перепонкам. Шофер, пригнувшись к рулю, резко затормозил. Все обернулись назад и увидели султан поднятой земли.

— Очевидно, двенадцатидюймовый, Михаил Николаевич?

— Судя по силе взрыва, да. Стреляет «Севастополь» или «Петропавловск». Корректировки у них нет и бьют наугад по берегу.

— Похоже, что играют на нервах. Эффект от такого обстрела мизерный, но на слабонервных производит впечатление.

Шофер завел мотор, и машина медленно тронулась дальше.

— Впечатление от частей Южной группы у меня неважное. Считаю, Михаил Николаевич, что с такими силами идти на штурм нельзя, рано.

— Это еще не боевая группа, а так, сторожевка по берегу. Сил, конечно, мало, но штурмовать нужно не откладывая. Штурм восьмого марта.

— Я не понимаю вашей настойчивости, Михаил Николаевич. Неужели нельзя подождать несколько дней до подхода основных частей 27-й дивизии? И тогда штурмовать крепость?

— А лед? Если через неделю он не выдержит бойцов, что тогда? Дожидаться чистой воды и штурмовать на кораблях? Эсминцы против линкоров?

Лед тревожил командарма с первого дня прибытия в Петроград. Синоптики не обещали ничего утешительного, предвещая температуру от пяти градусов мороза до пяти градусов тепла.