Захваченных пленных и невольниц из гарема командир полка А. И. Лопатин доставил в крепость Бухары. Невольницы — испуганные, молчаливые — стояли в сторонке от солдат и офицеров. Молчали и плененные солдаты, ожидая решения своей судьбы.
Но вот юная узбечка отделилась от группы, направилась ко мне и на чистом русском языке сказала:
— Неужели кончилась проклятая жизнь в гареме? Неужели настало наше освобождение?
С надеждой она смотрела на меня, ждала ответа. Но я не знал, что с ними делать: вроде как невольницы и в то же время — жены Алим-хана.
Клементьев умолк, охваченный воспоминаниями. Мы ждали, боясь нарушить молчание, затем один из курсантов спросил, как все же решили поступить с невольницами.
— Мы поместили их в общежитие, — промолвил Клементьев, — устроили на курсы машинисток, библиотекарей, счетоводов. Алим-хан не раз пытался организовать нападение, но каждый раз его отряды едва уносили ноги. Потом остатки его войск превратились в бандитские шайки, которые были ликвидированы.
Жители-бедняки восторженно приветствовали нас. Когда я ехал на коне, ко мне тянулись тысячи рук, чтобы прикоснуться, засвидетельствовать благодарность и почтение за освобождение их от ненавистных угнетателей. К нам с радостью бросались не только дети, но и женщины, забыв древний обычай закрывать свои лица паранджой.
Я обратился к собравшимся:
— Братья-узбеки! Теперь вы на деле видите, что защитник трудового народа — это Красная Армия, ее бойцы и командиры, — и указал на красноармейцев, стоявших вокруг меня.
Затем выступил комиссар Шарапов. Он заверил, что русские рабочие и крестьяне помогут всем трудовым узбекам освободиться от бай-манапского гнета. Он разъяснял собравшимся, что делают для трудящихся большевистская партия, Ленин, Советская власть.
— Русский рабочий класс, российское крестьянство — ваши друзья, — говорил он, — приверженцы хана и белогвардейцы — ваши враги. Красная Армия — армия рабочих и крестьян — освободительница народов, и трудовые люди помогают ей оберегать завоевания Октября.
Переводчик повторил его слова на узбекском языке. Шарапов видел, с каким вниманием слушали речь собравшиеся, как блестят устремленные на него глаза.
Клементьев молча обвел нас взглядом, как бы давая понять, какая великая ответственность ложится на нас, будущих командиров.
— Итак, Бухара — оплот контрреволюции в Средней Азии — была взята, — повторил начальник школы. — В хоромах и подвалах дворца Алим-хана оказались склады ценностей. Вблизи от дворца в погребе было обнаружено большое количество пороха. Так как возник пожар, угрожающий взрывом погребов, некоторые воинские подразделения были выделены для тушения огня и вывоза ценностей в запасные хранилища.
Красноармеец 4-й Туркестанской бригады Мельников спустился вниз в глубокий подвал, разбил дверь. Там оказались люди.
— Выходите! — подал он команду арестованным. Но никто из них не сдвинулся с места, как сидели на земляном полу, так и остались.
— Революция в Бухаре, — как можно торжественнее произнес Мельников. — Власть эмира свергнута. Вы — свободные граждане!
Только после этого арестанты медленно, с оглядкой, поднялись, стали выходить из тюрьмы. Тут же слесарь Киселев из автобронеотряда расковал мучеников. Повар Блинов поставил на стол плов с бараниной, кишмиш, урюк. Многие от радости плакали.
7 сентября 1920 года состоялся парад частей — участников освобождения Бухары. Принимал парад командующий Туркестанским фронтом Михаил Васильевич Фрунзе. Тогда же состоялось и награждение отличившихся в боях красноармейцев и командиров. Командующий фронтом вручил мне орден Красного Знамени и бриллиантовую саблю.
Клинок ее из настоящей дамасской стали. Ножны, искусно черненные золотом высокой пробы общим весом более семисот граммов, украшены ста десятью бриллиантами и тремя крупными алмазами… Вот какая эта сабля.
А история ее такова. Эмир бухарский, один из богатейших деспотов Востока, выписал в Бухару из Дагестана кубачинских мастеров, которые издавна славились ювелирным искусством. Особенно высокого мастерства они достигли в художественной отделке шашек и кинжалов. Вот они и изготовили эмиру несколько таких драгоценных шашек. Одну из них Алим-хан собирался подарить русскому царю Николаю. Помешала революция.
Так закончил свой волнующий рассказ тогда, в далеком 1926 году, у костра наш любимый начальник школы Василий Григорьевич Клементьев. Я часто с благодарностью вспоминаю этого мудрого наставника, умного воспитателя, храброго генерала, который всю свою жизнь посвятил делу защиты Советской Отчизны. Многое довелось мне узнать о нем из архивных документов, из воспоминаний его боевых товарищей.
В частности, немало интересного поведал о Василии Григорьевиче Клементьеве генерал Лопатин. В дни штурма Старой Бухары он командовал кавалерийским полком. Лопатин рассказал прежде всего о том, о чем тогда в беседах у костра умолчал Клементьев — о его храбрости, мужестве, геройстве. В частности, привел бывший командир кавалерийского полка такой эпизод.