Мгновения вечности

Я готов принять весь мир в свою семью, мои усилия направлены на это. Вот откуда я знаю о том, каков человеческий ум, и как он действует, разные стратегии этого мира, направленные на то, чтобы люди спали.

Когда-то я тоже спал, и был частью этого мира. Сегодня я пробужден. Я знаю, что такое спящий ум внутри человека, и знаю о том, что такое внутреннее пробуждение. Я определено богаче вас в этом отношении. Вы знаете только одно измерение вашего бытия, вы игнорируете другое измерение. Я не затворник, который живет в пещере или монастыре. Я путешествую по всему миру.

Но в основном мои последователи — это мой мир, потому что мои последователи обладают достаточным мужеством для этого, и я чувствую ответственность за них.

— Не та ли это ответственность за сотни саньясинов, которые приехали с вами сейчас на Крит?

— Это моя радость.

Это не ответственность, это полное блаженство для меня, быть с моими последователями.

А сюда я могу позвать их, потому что здесь у нас не будет общины, поэтому им не нужно беспокоиться о том, что скажет нам правительство, что подумают священники о нас. Вчера Критский священник созвал собрание других священников, потому что ему сообщили о том, что две тысячи саньясинов будут здесь в гостях, он испугался за традиционные ценности. Он испугался из-за того, что мои саньясины могут не соответствовать их обществу, с их церковью.

Конечно, у меня самые не подходящие для этого последователи во всем мире, они ни к чему не подходят, но они подходят мне, совершенно подходят. Я не вижу причины, по которой так происходит. У меня такие прекрасные последователи, такие красивые люди, такие любящие, невозможно больше нигде найти таких. Но общество боится...

Если какое-то правительство не даст мне место, в котором могли бы собираться двадцать — сорок саньясинов, я больше не останусь в этом месте. Если они выделят место, это будет означать, что эта страна принадлежит мне. Я лишен дома и родины. И я буду оставаться скитальцем, буду путешествовать по всему миру, встречаться с разными людьми, где бы они ни были.

Это не ответственность, а безграничная радость для меня.

— Как вам нравится здесь в Греции, на острове Сократа?

— Сократ — это один из тех людей, которых я больше всего люблю. Когда я приехал сюда, я чувствовал радость, потому что это, должно быть, тот же воздух, которым дышал Сократ, та же земля, по которой он ходил, те же люди, с которыми он, должно быть, разговаривал, общался.

С моей точки зрения без Сократа Греция — ничто, а с ним она так значительна.

Я чувствую безграничное счастье из-за того, что я здесь.

Я люблю Сократа намного больше, чем кого-либо еще, за его смирение, за его научный поиск, он не создал религию, не создал теологию, не создал своих последователей, он не стал пророком, а он мог им стать, в нем было для этого намного больше потенциала, чем у Мухаммеда, Иисуса или Моисея. Они все были безграмотны в отличие от него.

Сократ был намного более подкован философски, он был культурным, образованным.

То, что Сократ делал двадцать пять столетий назад, я делаю сейчас.

Двадцать пять столетий прошло с тех пор, но не произошло никаких перемен в человечестве. Они пытались убить меня три раза, три раза покушались на мою жизнь. Одни и те же люди всевозможными способами, когда я пытался освободиться, пытался снять их наручники и цепи, они пытались меня убить. Человечество не изменилось. Оно такое же.

Но Сократ не смог сделать того, что смог сделать я.

Он жил в небольшом местечке подле Афин, он не много путешествовал по Греции. Афины были городом-государством, и он прожил в Афинах всю свою жизнь.

Я принадлежу всему миру.

В маленьком местечке можно не найти достаточно смелых людей, но во всем мире их достаточно, тысячи обладают способностями Сократа. Я поэтому нахожусь в лучшем положении.

Вы свидетели этого. Вокруг во всем мире три четыре миллиона сердец бьются со мной в унисон. Это великая революция. Их число будет расти по мере того, как я буду добираться в разные уголки этого мира.

Мои усилия направлены на то, чтобы будущие религии были научными. Есть другие области науки, это предметы объективного мира, и должна быть еще одна область научного знания, внутреннего мира, субъективного мира. До сих пор пока религии были на это не способны. Научный дух способен раскрыть истину объекта, и он способен раскрывать истину субъекта также, истину нашего внутреннего мира.

Я безгранично счастлив, что я здесь, из-за Сократа, но я вместе с тем безгранично печален, потому что греки отравили этого человека.

— Как вы хотели бы представить себя грекам?