Мгновения вечности

— Боже мой! Неужели вы не можете узнать меня? Я — тот же человек, которого вы отравили двадцать пять столетий назад. Вы забыли обо мне, но я не забыл о вас. Я был здесь два дня, и я думал, что за двадцать пять столетий Греция будет развиваться и перейдет в лучшее состояние, в ней будет больше человечности, больше истины. Но я чувствую печаль, потому что за два этих дня в греческих газетах появились статьи, которые пишут совершенную ложь обо мне, они говорят то, чего не было в действительности, нелепые вещи...

Епископ написал памфлет обо мне, и его начали распространять повсюду. В воскресенье утром он будет выступать против меня с какой-то речью. Но он ничего не знает обо мне.

Вчера проходил марш протеста. Мне звонили с угрозами и в меня кидали камни. Это дает мне ощущение того, что я действительно нахожусь в Греции, но все стало еще хуже.

Когда я приехал на ваш красивый остров, мне сообщили о Катдзанзаки, величайшем художнике современного мира, который был изгнан, выдворен из Греции. Это сделала ортодоксальная церковь. Причиной его изгнания была Зорба Будды. Он назвал ее Зорба Грека. Он бессознательно создавал образ нового человека, который я называю Зорбой Будды. Он не может быть греком или итальянцем, не может быть немцем, не может быть индусом, не может быть мусульманином.

Арест и депортация

Пятого марта Раджниш был арестован, во время ареста он находился в своей спальне, его отвезли в полицейский участок в Гераклионе, после чего его эскортировали на самолет, вылетающий в Афины. В Афинах его арестовала вооруженная полиция и держала под арестом до тех пор, пока его личный реактивный самолет не был готов к вылету.

Президент Греции хотел, чтобы я организовал общину в Греции, на самом деле, он хотел, чтобы она привлекала тысячи туристов, с точки зрения экономического развития. И на самом деле, по этой причине мне дали визу на четыре недели в Грецию.

Но потом они поставили мне условие. Если я хочу организовать общину в Греции, я должен помнить несколько вещей: «Греческая ортодоксальная церковь уважаема конституцией Греции, и не следует ее критиковать. Семья — это основа общества, и нельзя критиковать семью также. Наш моральный кодекс также нельзя критиковать. Мы верим в непорочное зачатие, и его также нельзя критиковать!»

Они верят в непорочное зачатие, но трудно найти хотя бы одну девственницу во всей Греции. Это нормально, но почему нельзя критиковать непорочное зачатие. Вы видите, какой это политический настрой: верить в непорочное зачатие, которое нельзя критиковать, но при этом нарушать целомудрие на каждом шагу.

Но я не могу принять чужих условий.

Чтобы ни происходило с нами, какие бы последствия ни происходили с нами, будь что будет, но терпеть это ради того, что вам дадут небольшой участочек земли...

Сколько земли нужно человеку? Мне может понравиться жить без родины, и путешествовать повсюду. Я путешествовал и раньше уже много, только в одной стране. Я буду действительно теперь скитальцем без дома, каждая страна меня будет гнать. Но их отвержение — это просто признание поражения, бессилия.

Перед тем, как меня депортировали из Греции, греческий архиепископ угрожал правительству и говорил, что если меня немедленно не депортируют из Греции, он подожжет мой дом, заложит в него динамит. Он собрался сжечь живьем всех людей, которые были со мной вместе. Это представитель Иисуса, сам Иисус говорил: «Возлюби врага своего». Я ему даже не враг. Еще Иисус сказал: «Возлюби ближнего своего». Но Иисус забыл сказать: «Возлюби туристов».

Эти люди — религиозные лидеры. Почему архиепископ обращает на меня такое пристальное внимание? Потому что в саду с прекрасным домом на берегу моря, там, где я был в гостях известного продюсера фильмов. Это древний прекрасный дом, он отреставрирован, с большим садом, под деревом там я часто сидел и беседовал с теми, кто ко мне приходил. Там собирались люди со всего мира, они не видели меня почти что год, некоторые не видели меня два года, пять лет. Я был близок к ним, и поэтому они все пришли ко мне. Мы никому не вредили, мы просто пели и танцевали. Там звучала музыка, и я отвечал на все вопросы.

Что же так беспокоило архиепископа? А беспокоило это его действительно сильно, иначе он бы нам не угрожал сжечь нас живьем.