Посмотрите на Гудию, ей нравится это, потому что она понимает, о чем я говорю. Когда я моюсь, я делаю это от души, и вода летит не только на пол, но также на стены, и конечно когда эту воду вытирают, возникают определенные трудности. Но если вы будете вытирать с любовью, как мои девушки, это лучший психоанализ, и намного лучше, чем трансцендентальная медитация. Я не могу ничего изменить.
За последние несколько месяцев я не прочитал ни одной книги. Я перестал читать по той простой причине, что прекрасное уже было понято. И теперь бессмысленно читать. Я даже не читаю теперь Веды, Библию, Коран. К моему опыту больше добавить нечего, и поэтому я перестал читать. К чему тратить видение, прозрение? Это не стоит того.
Когда мои врачи говорят мне, что если я хочу читать, я должен пользоваться очками, я отвечаю им: «К черту все книги, я ненавижу очки». Я ненавижу все очки, потому что они мешают мне, они стоят между мной и книгой. Я хочу все лицом к лицу, напрямую, мгновенным постижением. И поэтому перестал читать книги. Библиотека такая богатая, такая большая, она включает в себя все великое, но это больше ничего не значит для меня, я вышел за пределы слов.
Вы должны знать об этом: каждый день я слушаю песни Нуриханы, знаменитой певицы урду. Ежедневно перед тем, прийти читать лекцию, я слушаю ее песни. Она может свести с ума. Что вы знаете об этом? Я знаю, что это такое. Я пою эту песню Гудии ежедневно. Ей приходится ее слушать, она не может этого избежать. После того, как я заканчиваю свою проповедь, я снова пою одну и ту же песню. Мне нравится мой язык, не то, чтобы это был мой родной язык, но он такой красивый, что даже если бы он не был моим, я бы выучил его.
В песнях, которые ей приходится слушать каждый день, и которые она будет слушать каждый день, поется: «Ты — самая красивая женщина во всем мире! Я не знаю, узнаешь ли ты меня или нет. Наверное, ты не помнишь этого, но я все еще помню. Я не могу забыть об этом, те слова, которые ты прошептала мне. Ты говорила мне часто, что твоя любовь безупречна. Помнишь ли ты все еще об этом? Наверное, нет, но я помню, не полностью, конечно, время сделало свое дело.
Я полуразрушенный дворец, но если ты посмотришь внимательно, ты увидишь, что я тот же. Я все еще помню твои слова, твою любовь. Это доверие, которое когда-то было между нами, помнишь ли ты о нем до сих пор? Я не знаю как ты, но я все равно помню».
Почему я все время пою песню Нурихана? Это своего рода сверление. Это не сверление зубов, хотя если вы будете продолжать постоянно сверлить, дойдет дело и до зубов, но это повторение красоты, язык поэзии прекрасен. Я знаю, что ей будет трудно понять и приветствовать это.
Еще мгновение раньше я вошел, и я слушал одного из величайших флейтистов: Харипрасада. Это пробудило во мне много воспоминаний.
Есть много видов флейт в мире. Самая знаменитая — арабская флейта, самая красивая — японская, есть много других. Но с маленькой индийской бамбуковой флейтой ни одна не сравнится своей сладостью. Харипрасад настоящий мастер игры на флейте. Он играл передо мной, не один раз, но много раз.
Я слушал снова и снова, не Харипрасада, но другого флейтиста. В Индии флейта имеет два измерения: одно: южное, и другое: северное. Харипрасад Чаурашья — северный флейтист, я слушал его полную противоположность, одного южного флейтиста.
Этого человека мне представил Пагал Баба. Когда он представил мне его, он сказал музыканту: «Вы можете не понять почему я представляю вам его, по крайней мере, сейчас вы этого не поймете, но однажды вы сможете это понять по воле Бога».
Этот музыкант играет на той же флейте, но совершенно по-другому. Южная флейта намного более проникновенна, она тонка. Она входит и встряхивает в вас нечто тонкое. Северная флейта необычайно прекрасна, но она немного постная, такая же, как Северная Индия.
Всю ночь ветер свистел в деревьях. Звук был настолько прекрасный, что напоминал Паналал Гоша, флейтиста, которого Пагал Баба представил мне. Я включил его музыку, но он все делает по-своему. Он представляет все очень долго, к тому времени, когда Гудия позвала меня, это было только вступление. Я имею в виду то, что он еще не успел даже начать играть на флейте. Ситара и табла только подготовили почву для того, чтобы он играл на флейте. Прошлой ночью я слушал его музыку снова, по прошествии двух лет.
Однажды сидя в моей комнате, Шила в шутку предложила мне бутылку шампанского, она думала, что я откажусь, она меня не знает. Я сказал спасибо и принял ее предложение. Она была удивлена. Вивек засмеялся, все сеялись, когда я налил шампанское в стакан и выпил. Вивек сфотографировал меня. Они потом спрятали эти фотографии, но я уговаривал их, чтобы они отдали фотографии, не складывала их в кипу, как карты.