Мгновения вечности

«Я поступил так из научных соображений, — объяснил я. — Я хотел, чтобы вы поняли, что ваша техника вызвана галлюцинациями, в ином случае сорокалетняя дисциплина не исчезла бы в один день. Вам приходилось поддерживать свою технику, чтобы ваше заблуждение сохранялось. Решать вам. Если вы хотите повести всю оставшуюся жизнь среди грез, то вполне можете этого добиться. Но если вы хотите пробудиться, то для этого вам не понадобится никакая техника».

Этот суфийский мастер не захотел жить со мной три дня, но когда он уходил, то сказал: «Я благодарен вам. Мне придется снова начать свое странствие. Я знал, что стол это стол, что стул это стул, но насильно стал проецировать на все вещи Аллаха, наполнил все вокруг себя божественным светом. И я знал, что просто выдумываю свое переживание. Но это продолжалось сорок лет! Постепенно заблуждение превратилось в реальность. Но вы показали мне, что эта техника просто заставляла меня галлюцинировать».

Встречи с христианами

В Джабалпуре, где я прожил двадцать лет, есть большой теологический колледж, в котором обучают христианских миссионеров для азиатских стран. Этот колледж самый большой в Азии. Я часто посещал его. У меня были там приятели, но директор предупредил их о том, что меня не следует развлекать в студенческом городке. «Этот человек перезнакомится со студентами и профессорами, — говорил им директор. — Он уже начал устраивать встречи в узком кругу у вас дома, этот тип испортит вас».

Мой друг передал мне слова директора и добавил: «Он не хочет, чтобы ты появлялся в городке. А мы бедные преподаватели и не может возразить ему».

«Не беспокойся, — ответил я. — Я сам поговорю с ним».

Я пошел прямо к директору Маквану, который возглавлял теологический колледж имени Леонарда, и сказал ему: «Вы готовите миссионеров для всей Азии, но боитесь меня, одного единственного человека. Вас страшит, что я буду приходить в студенческий городок будущих миссионеров, которые собираются обратить в христианство всех жителей Азии! Вы не доверяете своим профессорам, не доверяете христианству, не доверяете своим миссионерам. Вы не доверяете своим студентам, которые скоро станут миссионерами. Неужели я могу испортить весь ваш студенческий городок, в котором живут десять тысяч человек, но они не смогут испортить меня? Кстати, вас я также зачислил в эти десять тысяч».

«Я буду, как и прежде, приходить сюда каждый день, — заявил я. — И не только в студенческий городок, но в вашу контору, чтобы просто дать вам возможность испортить меня».

Директор был потрясен. «Быть испорченным мной?» — воскликнул он.

«Да, — подтвердил я. — Либо вы испортите меня, либо я испорчу вас. Я бросаю вам вызов. Вы глава колледжа. Десять тысяч человек прислушиваются к вам, считают вас великим святым. Испортите меня, сделайте меня христианином. Я готов обратиться вашу веру. Но если вы потерпите неудачу, то приготовьтесь обратиться в мою веру, у которой нет названия».

«Я не хочу спорить с тобой, мне ссора ни к чему», — испугался он.

«А мы не ссоримся, — успокоился его я. — Я буду просто сидеть на этом диване и молчать, а вы переманивайте меня в христианство. Затем вы будете сидеть тихо, а я буду убеждать вас. Никто даже не услышит, что происходит в этом кабинете».

«Позволь мне подумать», — попросил директор.

На следующий день я снова пришел к нему. «Господин Макван, вы подумали о моем предложении? Вы уже посоветовались с женой?»

«Что ты хочешь этим сказать?» — удивился он.

Я объяснил: «Именно это и называется "подумать и принять решение". Когда мужчина просит дать ему время подумать, значит он собирается спросить совета у жены».

«Ты странный человек, но именно так я и поступил», — ответил он.

«Это значит, что вы ненастоящий мужчина, как же вы можете быть настоящим христианином?» — резюмировал я.

За его спиной висело деревянное распятие Иисуса. «Отдайте мне это распятие, потому что он неуместен в этой конторе, — потребовал я. — Вы ненастоящий мужчина, потому что обратились за поддержкой к жене. Неужели вы полагаете, что Иисус спрашивал окружающих, как лучше поступить: полезть на крест или улепетывать?»

Директор стал моим приятелем. Разумеется, он все больше переходил на мою сторону. Его дом стал тем местом, где я устраивал встречи. «Тебе нельзя отказать, — смеялся он. — Твои слова противоречат нашим священным писаниям, нашей традиции, но не противоречат разуму».

Когда я уехал из Джабалпура, среди провожающих меня я увидел и старого директора Маквана, он плакал. «Я буду скучать по тебе, — сказал он. — Ты стал реальностью в моей жизни. Ты гораздо реальнее Иисуса Христа. Он же просто верование. Мне недостает мужества для того, чтобы отказаться от веры, но ты знаешь, что она отпала сама собой. Я больше не христианин. Но я пришел сказать тебе об этом, потому что мы, наверно, уже никогда не увидимся. Я старый, а ты, насколько мне известно, никогда не оглядываешься на прошлое».