Мгновения жизни

В те дни Грейс, годами не ступавшая по траве, могла спуститься вниз в тоненькой ночной сорочке и бродить босиком по саду, где ее могли видеть одни только птицы, однако, упади она бездыханной, ее хватились бы очень и очень скоро.

В десять часов у нее была назначена встреча. К одной из подруг Робины приехала погостить маленькая внучка, и бабушка захотела сделать несколько ее снимков. Грейс уже сумела заработать репутацию очень хорошего детского фотографа. Робина гордилась ею.

— Вы еще не знакомы с моей невесткой? — обычно начинала она разговор, бросая на Грейс такой многозначительный взгляд, словно это она сама сделала ее знаменитостью. — Она фотограф.

Маленькую девочку, которая должна была прийти к ней фотографироваться, звали Арабелла. По собственному, пусть и не слишком большому опыту Грейс знала, что очень нелегко отыскать маленькую девочку, которую звали бы иначе, — не Арабелла или, по крайней мере, не Люсинда, Фенелла или Мелисса. И весь этот маленький народец, имена которого заканчивались на «а», носил платья в сборочках такой длины, что их сандалии фирмы «Стартрайт»^[4] неизменно запутывались в подоле, стоило сделать шаг. На челки был наложен строгий запрет. Их легкие пушистые волосы были причесаны на строгий пробор и закреплены заколками в виде цветочка, черепашки или котенка. Грейс взглянула на собственную фотографию, где она была еще совсем маленькой. Ее прямые темные волосы были подстрижены так, что кокетливая челка достигала бровей, одета она была в черное платье с нашитыми на него разноцветными разлохмаченными лоскутами. Это было ее самое любимое платье, а сшила его тетя Кэтлин. Тетя Кэтлин никогда не забывала о семье своей погибшей сестры в Англии, присылая им открытки с видами Америки, когда они с дядей Лесли путешествовали по стране, и небольшие подарки на дни рождения и Рождество. Грейс в ответ посылала ей собственные рисунки. Однажды она отправила тете рисунок своей любимой тряпичной куклы Моди, одетой в черное платье с разноцветными лоскутами. На обороте рисунка она чуть ли не открытым текстом, хотя и с грамматическими ошибками, написала несколько слов о том, как ей хотелось бы иметь такое платье. И через пять недель, на ее одиннадцатый день рождения, из Америки прибыла великолепная копия платья Моди. Оно было не только черным, но и довольно коротким. У Моди тоже было короткое платье, его правильнее было бы назвать длинной юбкой, оно открывало ее старые полосатые чулки. Миссис Шилд не разрешала Грейс носить полосатые чулки, и это бесконечно огорчало ее. Поэтому ей приходилось удовлетвориться тем, что она надевала один белый чулок, а другой — темно-синий. Когда Робина Эббот увидела фотографию (Эндрю держал ее в овальной серебряной рамочке у себя на письменном столе), то посмотрела на Грейс и обронила:

— Какой смешной ты была. Да еще и одели тебя в черное.

— Я сама нарядилась в черное, — парировала Грейс. — Во всяком случае, мне кажется, я выгляжу очень мило.

— Да хранит Господь твоих детей, — натянуто рассмеялась Робина.

Но маленькая Арабелла была в небесно-голубом платьице фирмы «Вайелла»^[5] и в снежно-белых гольфах. Грейс улыбнулась, когда малышка начала неуклюже вертеться перед зеркалом, одним глазком поглядывая на свое отражение.

— Я чувствую себя такой красивой, — сказала Арабелла.

— Ты и в самом деле красивая, — уверила ее Грейс. — А если пойдешь со мной в сад, сядешь на маленькую деревянную скамеечку под вишней и будешь думать о том, чем тебе больше всего нравится заниматься, у нас получится и очень красивая фотография. — Бабушка извлекла из большой сумки расческу и принялась терзать мелкие кудряшки ребенка. — Нет, не нужно, оставьте все как есть, — попросила ее Грейс. — Мне не нравится, когда дети выглядят неестественно ухоженными, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Терпеть не могу непричесанные волосы, — заявила бабушка, когда расческа застряла в детских кудрях. Она так сильно дернула ее на себя, что Грейс испугалась, как бы у Арабеллы не оторвалась голова от худенькой, птичьей шейки. Ребенок взвизгнул, и Грейс бросила на нее полный сочувствия взгляд: дайте женщине в определенном возрасте расческу или мокрую тряпку, и ни один ребенок не будет чувствовать себя в безопасности.