Мгновения жизни

Итак, я попробовала последовать совету тех, кто знает о живописи намного больше меня.

— Но ведь это неправильно, — вырывается у меня однажды. — Я радовалась похвалам, но больше не могу отрицать того, что они отдаются во мне похоронным звоном. — Я смотрю на небольшой портрет Виолы, который я нарисовала и теперь принесла показать своему мужу.

— Что неправильно? Сходство есть, и даже очень заметное, особенно если принять во внимание, что ты все еще новичок-любитель. Я видел немало учеников, которым учеба давалась намного труднее, чем тебе, но многие из них в конце концов научились рисовать вполне прилично. Разве не об этом я говорил только вчера, Джейн?

Я не заметила, что она сидит за маленьким столом в алькове у окна. «Джейн тиха, как мышка», — всегда говорит Артур. Но мне известно, мыши далеко не так тихи, как представляется некоторым. Они стучат коготками по полу, пищат и визжат, когда дерутся за крошки пищи. И даже если вы их не слышите, мышиный помет свидетельствует, что они оказываются в самых неожиданных местах.

— Вы должны гордиться Луизой, — говорит Джейн. — Будьте осторожны, иначе не успеете и оглянуться, как она заберет все ваши контракты. — Смех у нее, должна признаться, очень музыкальный, и, я думаю, Артур тоже заметил это, потому что он оборачивается и смеется вместе с ней, хотя и замечает:

— Думаю, еще какое-то время я смогу спать спокойно. — Артур возвращает мне рисунок. В комнате воцаряется тишина. Тишина, как любит повторять Артур, его любимый звук. Однажды я поинтересовалась у него, как можно считать тишину, то есть отсутствие звука — звуком. Я знаю, что отсутствие может проявляться более заметно, нежели присутствие, и иметь большее значение. Если Джорджи находится со мной в одной комнате, я могу уделять ему меньше внимания, уверенная, что он рядом. Но если он в другом месте, я скучаю о нем и начинаю беспокоиться, где он и что делает. Я пыталась объяснить месье Гранжану, что именно подобные мысли заставляют меня изображать то, чего мы воочию не видим перед собой. Я пыталась объяснить ему, откуда на моих полотнах взялись сильные руки, опутывающие проволокой вьющуюся розу, птица, застрявшая в проволочной паутине и сломавшая крыло в попытке вырваться на волю. Но месье Гранжан лишь перечеркнул грифелем мой рисунок, заявив, что такие вещи вижу только я и больше никто, следовательно, мне нужно начать все заново. Поэтому теперь я рисую только такие картины, каких требуют от меня мой супруг и месье Гранжан, удостаиваясь наконец похвалы. Но мне кажется, что заслужила я ее только потому, что более не верна себе.

Месье Гранжан принял решение возвратиться на родину. Артур с головой ушел в работу над своим полотном об островах, поэтому, когда его приятель предлагает ему вместо уехавшего наставника своего сына, только что закончившего Слейд^[9], он соглашается.

На следующем уроке в мастерской Виолы меня ожидал совершенно другой учитель.

Грейс обнаружила Ноя в библиотеке. Он лежал на диване, вытянув ноги на подлокотник и подложив под голову обшитую гобеленом подушечку. Ной выглядел умиротворенным, и в этой позе он почти не отличался от того прежнего мальчишки, которого она когда-то знала. Во сне люди выглядят моложе: видимо, во сне их отпускает внутреннее напряжение, решила Грейс. Она подняла журнал и намеренно уронила его на пол. Ной заворочался и приподнял голову. Волосы у него были влажные от пота и торчали в разные стороны, в глазах затаился испуг.

— Финн тоже выглядел вот таким, когда просыпался: с припухшими от сна глазами и страдальческим выражением, — язвительно заметила она.

— Полагаю, это никогда не мешало тебе будить его, когда вздумается?

— Ты прав. — Грейс сбросила его ноги с подлокотника, освободив для себя место, и присела на диван. — Не знаю, почему она упорно хранит молчание, но у меня сложилось впечатление, что она отлично знает, кто такой этот Форбс. Она, конечно, страдает забывчивостью, иногда отвечает совершенно невпопад или перескакивает с одной темы на другую, но это случается, лишь когда мы касаемся недавних событий. Но стоит нам заговорить о прошлом, и память ее становится ясной и чистой, как колокольчик. Несколько ее намеков и недомолвок заставляют меня предположить, что Форбс мог быть ее учителем рисования. Хотя не могу взять в толк, почему она упорно отмалчивается. Тебе никогда не приходилось видеть работы самой Луизы?

Ной потянулся и зевнул, продемонстрировав ослепительно белые зубы с несколькими пломбами.

— У моей бабушки была только одна написанная ею картина, и то она хранила ее лишь потому, что на ней были изображены отец и тетя Лилиан. Помню, была эта картина какая-то странная, словно ее нарисовал ребенок. Не думаю, что для Луизы это было чем-то большим, нежели простое увлечение, своего рода хобби. Подобные ей женщины всегда занимаются чем-то таким: играют на пианино, акварелью. Мне кажется, ей было трудно сохранять чувство собственного достоинства при таком человеке, каким был мой дед.

— Самодовольным и бесчувственным, ты хочешь сказать?

Ной резко выпрямился.

— С чего ты взяла?