Мгновения жизни

Грейс выбрала меню для вечеринки миссис Шилд: эскалопы, затем утка под вишневым соусом и сыр. Миссис Шилд начала протестовать, утверждая, что мужчинам понадобится на десерт что-нибудь сладкое, но Грейс, которая и в лучшие времена неохотно стояла у плиты, решила, что максимум, на что она способна, — это шоколадки с мятой. В небольшом городке было полно подобных ей женщин — они возвращались к своим автомобилям, жмурясь от попадающих в глаза дождевых капель и не в состоянии раскрыть зонтик, поскольку в обеих руках тащили тяжеленные сумки с продуктами. Ох, Нелл Гордон, подумала она, если бы ты видела меня сейчас: я выгляжу в точности так, как ты описывала меня — утраченная любовь, невыполненные обещания, растраченный талант… Что еще могу я добавить к столь впечатляющей характеристике? Ах да, следует присовокупить в скобках, что я усердно разыскиваю некоего Форбса. Черты лица ее исказились, она крепко зажмурилась, и капли дождя смешались со слезами. «Это нечестно, Джефферсон, — прошептала она. — Ты заставил меня полюбить себя, а потом бросил, причем дважды, но тебе и этого мало. Ты прислал мне картину, которой нельзя не восхищаться, написанную человеком, найти которого я не могу. Неужели мне никогда не избавиться от тебя?» Она открыла глаза и поняла, что представляет собой забавное зрелище — немолодая грустная женщина, разговаривающая сама с собой. Мимо прошла группа хихикающих девочек-подростков с прическами «конский хвост», с броскими висюльками в ушах и в куртках, похожих на раздувшихся лягушек. Она стояла как раз напротив антикварного магазина-чайной «Лев и ягненок», поэтому поспешила скрыться внутри. Опустив пакеты с покупками на пол, Грейс остановилась, чтобы полюбоваться белым эмалированным ведром с надписью «Для мокрой одежды», выведенной на боку большими черными буквами. В кухне оно смотрелось бы совсем неплохо, подумала она. Не устояв перед искушением, она полистала старые журналы 1940-х годов, полные бодрых лозунгов, рецептов и полезных советов о том, как подольше растянуть продуктовый паек. Она чуть было не поддалась соблазну приобрести походный примус в жестяной коробке, но потом решила, что случая воспользоваться им у нее не будет, и двинулась дальше. На глаза ей попался демонстрационный столик, где под стеклом лежали серебряные и эмалевые ящички для сигар и портсигары. Особенно понравился Грейс один из них — гладкий серебряный, без всякой отделки, достаточно длинный, чтобы в нем поместились сигареты с фильтром. Она спросила, нельзя ли рассмотреть его получше, и, получив разрешение, взяла портсигар в руки. Она решила, что он изготовлен в конце 1920-х или в начале 1930-х годов. Но, чтобы рассмотреть клеймо, ей понадобилась бы лупа. Она заметила большую вмятину сбоку, из-за чего цена на вещицу должна была оказаться вполне приемлемой. Грейс раскрыла крышку и увидела надпись. Она гласила: «Форбсу на долгую память».

— Я стояла там с открытым ртом, — поведала Грейс Ною за обеденным столом. — Я понимаю, что Форбс — не такое уж редкое имя, но тем не менее…

Перси сообщил, что, к великому сожалению, его желудок не приемлет эскалопов. Раньше с этим не было никаких проблем, но теперь он вынужден воздерживаться.

— Не могу причислить себя к мечтательницам, но у меня такое чувство, словно это знак.

Ной разделался со своими эскалопами и откинулся на спинку стула.

— Знак?

— Ну, ты понимаешь, как в игре «Найди меня».

На мгновение Ной задумался, а потом произнес таким тихим голосом, что расслышала его одна Грейс, сидевшая рядом:

— Мне в голову только что пришла нелепая мысль. А что, если моя честная и строгая бабуля и этот Форбс были любовниками? Я знаю, что перед самой войной в семье произошла какая-то нешуточная драма. Может быть, моя догадка верна, и этим объясняется твое ощущение, что Луиза знает больше, чем говорит.

Грейс медленно кивнула, обдумывая его слова.

— Возможно, ты и прав.

— Как идут дела у нашей юной знаменитости? — поинтересовался Перси громким голосом глуховатого человека. — Я слышал, теперь они зовут вас на телевидение?

— Думаю, вы ошибаетесь, — возразила Грейс. Глупо было надеяться, что никто не вспомнит об этих злополучных статьях. Но, похоже, он хотя бы не жалел ее. Она улыбнулась и добавила: — Телевидение исключается. — И тут она бросила взгляд на миссис Шилд, подметив некоторые странности в ее поведении. Ее лунообразное личико стало красным как рак, и она не осмеливалась встретиться с Грейс глазами, занявшись тарелками и морщась от боли, которую причиняли ей сломанные ребра.

— Эви, — самым любезным тоном, на какой она только была способна, произнесла Грейс, — тебе случайно ничего не известно о телевизионной программе?

Спасать горку тарелок пришлось Перси. Миссис Шилд опустилась на стул.

— Ах, дорогая, я совсем забыла об этом в суматохе нашей маленькой вечеринки, но, когда тебя не было дома, позвонил один очаровательный молодой человек, который делает репортажи, кажется, для программы «Шоу Западного банка»…

— «Южного банка», — механически поправила ее Грейс.

Миссис Шилд мгновенно оживилась.