Mi Lucha

Гитлер прошел сквозь запретную дверь. Он оказался в просторном зале, убранном сафьяновыми подушками и узорчатыми индейскими коврами. Это была галерея, его, Гитлера галерея – картины и рисунки, сделанные и проданные много лет назад: цветы и собаки, пейзажи и интерьеры, эскизы к знаменитым работам – Да пошел ты на хуй! – Рваная плоть лесбиянок – Великий мастурбатор – Смерть Томашеуса Кататеки… Одну стену целиком занимала – вставленная в роскошную раму из фруктов и цветов – Mi Lucha – его жизнь, его борьба: свалка ковбойских шляп, гонимая мусорным ветром, мертвые лица и лопнувшие тескикулы истерзанных негров, черные тараканы на клавиатуре рояля – все это символизировало Апокалипсис Иоанна, но также и несло отпечаток личности того, кто сам стал символом тяжелого, тупого, всепожирающего кошмара и стоял, и смеялся теперь рядом с ним!

– Ну и что? – обернулся Гитлер.

– Trava guarda cigarra! – сказал товарищ Лучо, будто отдавая кому-то условное распоряжение, и вдруг заиграла тихая торжественная музыка…

Послышался шорох, шаги… Из противоположной двери одна за другой вышли несколько стройных женщин в длинных одеждах. Гитлер смотрел на них, широко раскрыв глаза. Все они были Мицей. Это были Мицы-подростки и Мицы-девушки, Мицы-женщины, также разных возрастов, Мицы-девочки, совсем крохотные, и даже одна Мица-старушка…

Именно она, как оказалось, была здесь главной. Гарем расступился, образовав широкий коридор, и старшая двинулась по нему, наступая маленькими ножками на цветы, которые бросали ей под ноги остальные… По мере ее приближения, Гитлер все яснее слышал запах, удивительный и неповторимый запах, который невозможно было спутать ни с чем другим.

Это был не доппельгангер, а тот самый человек, до последней родинки знакомый – настоящая, живая, вполне по-живому состарившаяся женщина, та самая, которую он похоронил и много лет оплакивал: Мица-призрак, Мица-разведчица Третьей Империи, Мица-шлюха из гамбургского борделя, Мица-жена, Мица-боль и Мица-любовь.

Гитлер дернулся всем телом, затряс в воздухе ладошками и рухнул без чувств на пол.

– Ну, здравствуй! – сказал товарищ Лучо, легонько пнув ногой распростертое перед ним тело.