Mi Lucha

– Что бы вы мне ни предложили! – Гитлер взял сигару, выкусил и сплюнул. – Дело не в этом. Мне ведь не яму надо копать, не забор красить, как Том Сойер. А писать картину, типа Кончивший хуй товарища Троцкого. Или Товарищ Лучо ест конопляные бобы. Но рука художника не может работать по принуждению. Вы похитили гения, а получили посредственного живописца. Вот только чего я не могу понять! Как это вам удалось перетащить на свою сторону хотя бы одного из нас, скажем, того же Эйзенштейна?

– Мы нашли личные ключи к каждому. У любого индивида есть скважина, куда можно засунуть ключ… То есть – хуй. То есть – тьфу! Ты меня совсем запутал со своими оговорками. Ключ, конечно.

– Интересно, где находится эта скважина у меня? Или… Если вы…

Гитлер вдруг нащупал одну странную мысль. Она была настолько дикой, что он даже не осмелился ее додумать. Внезапно он развеселился, плеснул шампанского в оба бокала и разом осушил свой.

– Ладно! – воскликнул он. – Давай, показывай, как ходят твои солдатики.

– Здесь нет ничего сложного, – сказал Генрих и щелкнул одного из солдатиков по попке. – Вот это знаменосец. Он ходит конем. В зависимости от того, как лягут кости, может ходить конем простым или длинным, добрым конем или злым. В исключительных случаях, знаменосец ходит ебучим конем.

– Странная какая-то игра, – усмехнулся Гитлер. – Получается, что знаменосец – самая сильная фигура на поле битвы?

– Да. Но в то же время – и самая слабая. Потому что знаменосец безоружен. Он может сколько угодно бегать по полю битвы, махать своим знаменем среди окровавленных тел. Но толку от него никакого. Поэтому он никогда и не ходит, а просто стоит на своем месте. Дальше принцип такой: чем лучше вооружена фигура, тем меньше ее свобода. Так, например, простые солдаты ходят только ебучим конем. Младшие офицеры – простым и длинным. И дальше – согласно воинскому званию. А вот генералы ходят всеми возможными конями, кроме ебучего. Зато вооружен генерал всего лишь кинжалом и бьет только на одну клетку. Эту игру товарищ Лучо придумал сам. Более того, он сделал ее своими руками, слепил и разукрасил солдатиков. Игра существует в одном-единственном экземпляре и товарищ Лучо всегда возит ее с собой.

– Так я и знал! – воскликнул Гитлер. – А ты, мой дорогой, наконец-то проболтался. Я давно уже понял, что исчадье ада находится здесь, на этом корабле.

– Да? И где же, по-твоему, находится Исчадье Ада?

– За поворотом коридора, в запертой каюте.

– Холодно. Не угадал.

– Ну, разве что, если он вышел оттуда, выбрался на моцион, как позавчера, когда меня двинули мордой о стену.

– Допустим, он вышел. И где, в таком случае, он сейчас находится?

– Да хер его знает! На капитанском мостике – дает команды капитану.

– Это теплее, потому что ближе. Но все равно – холодно.

– Ну, тогда – в гальюне, то есть, я хотел сказать – на камбузе. Проверяет, правильно ли приготовлена вахачотль… Пробует качество вина.

– Значительно теплее, – сказал Генрих, отхлебнув из бокала, – но все же – не то. Товарищ Лучо гораздо ближе. Ты мог бы догадаться об этом и раньше, когда я сказал, что Луис изменил свое лицо. Грубо говоря, он находится здесь, в этой комнате.

– Где? – Гитлер оглянулся по сторонам, его взгляд остановился на Генрихе и вдруг он увидел и узнал его глаза…

– Trava guarda cigarra! – сказал товарищ Лучо, одними глазами смеясь.

АТЛАНТИКА: РАЗВЯЗКА

В самом деле… И надо быть таким идиотом, чтобы не догадаться! Ты и был тем самым ружьем. Генрих какой-то Геблербухер… Никому не нужный персонаж, которому здесь уделено так много внимания.

Гитлер очнулся на полу и прямо перед глазами увидел пляшущий лакированный ботинок товарища Лучо.

С самого начала было ясно, что он присутствует где-то рядом. Да и не похож ты вовсе на немца. Чисто романский тип, черная курчавщина. И когда ты заговорил о пластической операции… А запертая каюта была лишь отвлекающим маневром. Но стоп! Запертая каюта существует, и явление товарища Лучо вовсе не объясняет запертую каюту!

Гитлер встал на четвереньки, взобрался по спинке кресла, сел.

А что если прямо сейчас взять со стола бутылку и ударить его по лбу? И бить, бить, бить, пока он не умрет?