Mi Lucha

Это было любимое место Гитлера на всем корабле: здесь было светло, уютно и тихо. На одном столе таинственно синела карта, на другом – весело красовалась группа оловянных солдатиков. Каждый раз, когда Гитлер входил сюда, солдатики стояли в новой позиции: похоже, ими игрался сам капитан.

Есть такие люди, они воруют у детства и втравливают в свои взрослые игры какую-то невинную деталь, плюшевого мишку, например… Гитлер симпатизировал этим несчастным людям, потому что сам был таким. В ящике стола он держал маленького фарфорового слоника, того самого, которого сжимал, засыпая в своей колыбели… И слоник стал свидетелем его мучительной жизни и борьбы, его далеко не детских болезней, его совокуплений с девочками, которые также успели значительно подрасти… Гитлеру пришла мысль вернуть слоника в свою новую жизнь, и это была далеко не фантастическая идея, учитывая могущество и вездесущность товарища Лучо.

Экипаж лодки, состоящий из латиносов и русских, был молчалив и приветлив. Каждый сосредоточенно занимался своим определенным делом, и никто не обращал внимания на праздношатающегося пленника.

Но было одно странное место на подводном корабле, одна запретная дверь… Перед ней в коридоре всегда кто-то маячил, как бы невзначай – то румяный молодой человек с окладистой русской бородой задумчиво прихлебывал бражку из огнетушителя, то сам боцман…

Как-то раз Гитлер остановился перед этой дверью и попробовал повернуть ручку. Дверь была заперта. Человек, ее охранявший, спокойно смотрел на него. Гитлер постучал, прислушался… Никто не отозвался. Он постучал громче. Охранник взял его за руку и с нежной силой развернул, хлопнул легонько по спине, указывая пальцем вдоль коридора.

– Что такое! – возмутился пленник. – Почему мне сюда нельзя?

Охранник покачал головой: не могу разговаривать. Гитлер ретировался в сильной досаде: он не любил, когда от него что-то скрывали.

Однажды эта вежливая твердость была столь грубо нарушена, что у Гитлера не осталось никакого сомнения в мрачной значимости этой запертой тайны.

Что-то случилось на лодке: Гитлер услышал частую дробь шагов, он выбежал в коридор, кинулся в носовую часть, туда, где была запретная каюта… Вдруг на него набросились, скрутили, кто-то даже ударил его в живот. Раздались крики:

– Hala!

– Pronto!

– Mochila!

Совсем близко возник голос Генриха:

– Мешок! Немедленно закройте ему глаза!

Один из подводников сорвал бушлат и накинул Гитлеру на голову. Его повернули лицом к стене, сдавили с обеих сторон… Внезапно возникла напряженная тишина, и в конце коридора послышались шаги.

Несколько человек быстро, молча прошли за спиной Гитлера, обдав его ветром, словно на них были длинные свободные одежды…

И еще он почувствовал запах, очень странный запах, немыслимый не только на этом подводном корабле, но и вообще – в этой реальности… Единственная ассоциация, которая возникала где-то в самой глубине мозга – был чистый и глубокий, отвратительной свой таинственностью – ужас.

Гитлер слышал легенды о магии фашизма, о том, что лучистам удается вызывать к жизни древних богов и оживлять мумии… Он ощутил слабость в ногах, Генрих подхватил его, взял на руки и отнес на капитанский мостик, ближайшее помещение, где можно было прилечь. Гитлер очнулся на оттоманке, поставленной здесь для отдыха вахтенных офицеров после еды.

– Что это было? – спросил он.

– Лучше об этом не знать, – мягко возразил Генрих. – Все выяснится, когда придет время.

На капитанском мостике было прохладно, сумеречно и деловито. Светились и тихо работали приборы. В иллюминаторах темнела однородная водная мгла, казавшаяся неподвижной, хотя, как было видно по циферблатам, лодка шла на глубине шестидесяти шести метров со скоростью тринадцать узлов. Под стеклянным колпаком, заключившем в себе все здешние блики и отражения, стояла копия известной скульптуры товарища Лучо. Она называлась – Настоящая женщина: узел страданий. Прошлая женщина: ужас очарования. Будущая женщина: стон разделенной любви.

Три женщины шли одна за другой, положив руки друг дружке на плечи, будто брейгелевские слепцы. Скульптура могла бы показаться трогательной, не знай Гитлер ее истории.