Нетто потупился и запыхтел. Да, был и такой эпизод в его жизни — работа в кипрской «Омонии». И в самом деле — он понятия не имел, как тренировать этих людей, которые не знали азов, выученных им ещё пацаном! Как-то промаялся год и сбежал. Подкусил его седоусый чёрт, ох как подкусил. Не один он умеет неловко людям делать. Зачем вообще полез? Ничего же плохого ему Балерина не сделал. А, дьявол! У них же несчастье в Алма-Ате, все, небось, на таком взводе сейчас… Тьфу ты, какая гадость получилась, не знаешь теперь, как и выкручиваться…
— А я по этому вопросу вот чего думаю, Игорь. Уж не побрезгуй, послушай старого бездельника. Коли ты сам из себя есть такой знаток того, чего у Валерки нет, так возьми да помоги! Будь спокоен, в этом сезоне «Кайрат» у всех на слуху будет — заработали уже репутацию, чертенята, во всякой газете их пропечатывать будут по поводу и без. А коли будет за что похвалить — так и тебя не забудут. Ещё и заголовок соорудят — «Два весёлых Гуся», хе, хе.
— Так я это… я ж и не… того…
— А раз «не того», то и слава Богу. Принимай, Валерка, помощника. Да только смотри, нос драть не позволяй! Чтоб не было всяких там «вы тут все лопухи безногие, один я Боб Цветочкин»! Да лапы, лапы уже пожмите, гуси… лапчатые.
Дождавшись, пока минуту назад чуть не подравшиеся мужики подадут друг другу руки и поднимут смущённые глаза, старик хлопнул их по высоким плечам, подкрутил ус, ухмыльнулся, и куда-то шмыгнул — только его и видели. А может, и не было никакого дяди Кеши? Может, этот старый хрен, без которого футбольная Москва не стоит, всем только кажется? Может, это какой-то добрый дух, в самый нужный момент готовый шепнуть правильное словечко, пустить по трибунам бойкую шутку, согреть дедовским прищуром из-под белых облачков бровей и заставить сделать что-то такое, о чём потом будет годами с восторгом рассказывать весь футбольный мирок? Но разве бывают духи, после которых остаётся такой свирепый аромат портвейна, махорки и сапожной ваксы?
— Возьмёшь? — снова отведя глаза, нерешительно проговорил Нетто.
— Возьму, — потеплел глазами Лобановский. — Только ты сам слышал…
— О чём разговор!
Тренеры расцепили руки и направились в сторону раздевалки. Работать с
Мама заявляет сыну:
— Вова! Мы начинаем новую жизнь! Я брошу курить, а папа бросит пить. А ты?
Вовочка:
— Я могу бросить школу!
— Хорошо, что сам пришёл, Валера. Старые люди неотходчивы… Я так и не собрался бы. А ведь есть о чём потолковать.
— Олег Саныч, скажу честно — сам себя едва заставил. Но — обстоятельства… Сердце не на месте.
И не пошёл бы, нет. Валерий, откровенно говоря, не сработался с Ошенковым, когда играл у него в «Шахтёре» два последних года своей игроцкой карьеры. Отдавал должное его колоссальному опыту, уму и творческому подходу к работе — но в свои «под тридцать» уже начинал кое-что прикидывать относительно того, как следует строить тренировочный процесс, и методы Олега Александровича уже казались ему архаичными. После первого сезона пошли споры, на весенних сборах перед вторым два авторитета — тренер и игрок — уже крепко закусились, и итогом стал уход Лобановского и из команды, и из футболистов. Тогда он и понял — ему есть что дать игре уже не на поле, а за его пределами. А сегодня, после завершения двухсерийной нервотрёпки с «Шахтёром», Валерий почувствовал болезненную пустоту в душе, да ещё и тяжёлые вести из Алма-Аты наложились — вот и решил пойти к единственному в Москве человеку, которого близко знал, пусть и не были они друзьями. Хотелось о чём-то поговорить, а не сидеть одному в номере или слоняться без дела по ночной Москве. Не навязываться же к Нетто — только помирились.
— Валера, ты столько лет на этой кухне. Не можешь же не понимать всего этого — «рука руку», «ты мне, я тебе»… Сколько такого, что и хотелось бы честно решить на поле, но не дадут. Да и, откровенно говоря — вот подумай и скажи: разве тренеру не приятно, когда часть его задачи кто-то на себя берёт?
— Так-то оно так… Нет, что говорить, другой раз сам бы постарался такой истории не допустить! Ну, травма, ну, повздорили. Про судью говорить не буду — тут не наш с вами уровень. Так ведь что я мог сделать? Атаман сказал — уходить. Попробовал бы я настоять, чтоб продолжали! Ха! Кто б меня после этого в команде слушать стал?
— И тут прав. Авторитет зарабатывают годами, а растрясти за минуту можно — не соберёшь. Да и нет его у тебя пока. Теперь вот набежало чуть-чуть, ну, и лапа у тебя, как видно, поволосатей иных. Это ж надо — на таком настоять! Сразу видно, не патрончик в обойме твой Тишков. В пистолеты метит, сам решать хочет, куда пулькам летать.