Мягкая игрушка Sectumsempra

- Но это только пока мой юный пылкий любовник не пришёл в норму. - старался приободрить себя, а заодно избавиться от непривычных и даже в некоторой степени тяготящих душу отцовских чувств Снейп. - А вот вернётся мой разлюбезный мальчик хотя бы в подкритическое состояние, тогда и посмотрим, который из нас папочка, а кто и любовник.

Но мысли Северуса и его мечты о том, как он сейчас принесёт стакан высохшему от жажды Гарри и обучит его тому заклинанию, наполняющему водой, чистой, питьевой, любую ёмкость, были прерваны нежданной и такой ненужной сейчас встречей с хозяином Малфой-мэнора.

- Ну что? Выздоровел окончательно а, храбрец?

- Представь себе.

- А с тебя должок, - оживился милорд, - два месяца и две недели.

- Ты что, собираешься спать со мной днём? Это же не входит в условия нашего договора! - изумился Северус, пойдя на слизеринскую хитрость. - И вообще, я очень занят сейчас. Может, ночью? Клянусь, я приду на первый же твой вызов.

Но Снейпу не удалось накормить завтраками милорда, ведь тот тоже остался слизеринцем в душе. От змеиного факультета, в котором ты провёл семь лет, никуда не деться - полученное там воспитание будет преследовать тебя всю жизнь и определять твоё поведение и даже ход мыслей.

- Да, я не собираюсь ждать ночи! - голос Малфоя дрожал от негодования и нетерпения.

На этот раз Фортуна улыбнулась ему, более сильному и ловкому, нежели Снейпу, думающему о Гарри и потерявшему за две недели болезни некоторый навык обращения с палочкой. Милорд быстро выхватил свою и, понимая, что Снейп по своей воле не пойдёт с ним и, уж тем более, не даст себя изнасиловать, что являлось мечтой Люциуса ещё с очень давних пор, быстро, не раздумывая, произнёс:

- Imperio prolongum!

И Северус с остекленевшими, как у манекена, глазами, тихо и послушно под прицелом волшебной палочки негодяя поплёлся, как марионетка, в злосчастную шестнадцатую спальню.

- Снимай брюки… Так, молодец. Теперь наклонись. Да обопрись же ты на руки, глупец! - нетерпеливо командовал безвольной жертвой Малфой, враз ставший безжалостным, с чувством всевластия, покорившего его и возбудившего ещё сильнее.

Северус послушно выполнил все команды Люциуса.

Он наклонился, оперевшись руками о застеленную кровать, а милорд, разумеется, без кондома - этой противной маггловской резинки, как в Гарри, с размаху, грубо ворвался в профессора.

Но тот почему-то не застонал, как это делала в последнее время измученная насилием мягкая игрушка.

- Значит, не больно?! А вот так? - ярился Малфой.

И Люциус изо всех сил, пыхтя от напряжения, стал двигаться в жертве собственной похоти. Он ударялся лобком и низом пухлого живота о ягодицы Снейпа. Затем последовала команда:

- Обопрись на локти!

Под непрекращающимся действием заклинания подвластия Северус так и сделал.

Люциусу наконец-то удалось войти глубже, значительно глубже, и его движения мало-помалу утратили былую ярость и силу - он устал. Просто стало слишком трудно двигаться в этой, значительно сузившейся, два с половиной месяца, а то и больше, не знавшей вторжения члена и занятий сексом прямой кишке.

Милорд практически увяз в собственной жертве, и насилия, как такового, не получилось… в который уже раз.

В ярости насильник-неудачник вышел одним тяжело давшимся движением из полукровки и, чтобы причинить наибольшую боль, боль запоздалого мщения «за всё хорошее», за непопранную гордыню, подумать только, грязнокровки, за привязанность к Поттеру, за неполучившееся в очередной раз изнасилование, наконец, за так и не сваренное зелье для восстановления красоты пухлого лица, выкрикнул в бешенстве:

- Crucio! И кричи громче, услаждая мой слух!

Но Снейп не кричал - он привык к Круциатусу самого Лорда, а тут… какой-то Малфой.

Милорд, видя, что и эта его задумка провалилась, подбежал к послушному, безвольному телу, лежащему на боку и увидел, как по телу профессора пробегает одна судорога боли за другой, и начал избивать Снейпа ногами и руками. Наконец, выплеснув заряд ненависти, ярости и злобы, Люциус сжалился и пришёл в себя. Он прекратил оба Непростительных одним пассом и обычными в таком случае словами.

А пока Северус тоже приходил в себя, удивляясь, почему он лежит на ковре в спальне и так болит всё тело, Люциус, опасаясь возможных ответных действий со стороны грубо измочаленного кума, произнёс скороговоркой:

- Obliviate localus!

- Что с моей головой? Я чувствую себя избитым. Почему я лежу в спальне на полу?

- А откуда ты, Северус, можешь знать об этом… теперь? - выдал себя Малфой, погорячившись и будучи на седьмом небе от своей «проделки».

- Ты… ты произнёс заклинание Частичного Забвения? Ну и скотина же ты! А до этого тебе удалось меня изнасиловать. Впрочем, неужели ты осмелился применить ко мне Первое Непростительное?

Но я же шёл… куда-то по очень важному делу. А вот откуда и куда я направлялся, не помню.