Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

— Некорректно, Оля… «Нас» — это журналистскую братию, я вас правильно понял? А «вы» — это функционеры вообще или только я один? Вообще?.. Понятно. Спасибо и на том. Вы очень сильно ошибаетесь, Оля, функционер не может ненавидеть прессу. Нельзя ненавидеть то, что не приносит вреда, а, напротив, служит социальной терапии. Вот правительство многих из вас ненавидит, я полагаю, совершенно искренне и за дело. Президент, думаю, тоже. Не путайте чиновников с функционерами. Заметьте, я даже не спросил, записывается ли наш разговор. Мне все равно, а у вас при известной неосмотрительности могут быть неприятности. Лучше бы вам выключить запись, право слово.

— Она не включена. Я же сказала, что хочу разобраться сама… Надо ли ваши слова понимать так, что Службы стоят над правительством?

— Они не над и не под. Они — сбоку. Любая самая расчудесная демократия может существовать только благодаря каждодневному нарушению ее основных принципов, так уж получается. Далее: любая демократия, не нарастившая на себя стальной корсет, обречена опрокинуться от малейшего толчка. И если ее сменит всего лишь авторитаризм или олигархическая власть, это будет еще не самое страшное. Надо доказывать? Простите, Оля, не стану. И вообще это только мое личное мнение. Если исчезнет верховная власть, неподконтрольная животным прихотям толпы, на смену ей придет власть бандита с автоматом или — в лучшем случае — мы быстренько загадим планету так, что на ней станет невозможно жить. Если хотите, Службы существуют для того, чтобы обыватель мог играть в демократию сколько его душе угодно. Вы ведь не возмущаетесь тому, что детские садики обносят заборами?

— Подождите…

— Нет уж, вы подождите, пожалуйста. Вас ведь свобода волнует, я правильно понял? Найдите мне хоть одного свободного человека, кроме Робинзона, тогда и поговорим. Да и тому береговая линия мешала ощутить себя вполне свободным. Возьмите для примера армию или государственные спецслужбы — тут государство мирится с формами управления, достойными Рамзеса, и вроде бы ничего… Живем и будем жить. Простите за банальность, никакая разумная социальная структура не основывается на такой размытой материи, как свобода или, еще хуже того, справедливость, — непременно поскользнется и наделает грохоту. Критерием полезности структуры является ее жизне- и дееспособность, а уж какой ценой — вопрос десятый и лишний.

— Ну и ну. — Ольга извлекла из пачки сигаретку и постучала ею о край пепельницы. — Не ржидала от вас такой откровенности… Впрочем, вы утверждаете, что она для вас безопасна… Кстати, вы курите?

— Курю, но только лечебные. Как и вы.

— Других-то не достать. Тоже работа вашей Службы?

— Тоже, — кивнул Малахов. — Мелочь, конечно…

Он дал прикурить ей, прикурил сам и с наслаждением затянулся. Какая же это за сегодня сигарета? Шестая? Больше десяти — во вред, да и «демоний» не позволит.