Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Точно. «Демоний» не протестует: я все делаю правильно! Они потеряли меня из виду, а значит, начнут слегка осторожничать: получить пулю в ногу не хочется никому. Они уже поняли, что я опять стреляю только по ногам, и до решительного момента попытаются не спровоцировать меня взять прицел повыше. От остромордого гостинца «шквала» на двадцати шагах нет защиты, кроме танка.

Убивать, к счастью, не нужно: и самому претит, и «демоний» пока не советует. Он прав. Не знаю, как насчет «гвардейцев» Кардинала, но и в МВД, и в нацбезе привыкли мстить за своих убитых. Они это умеют, и плевать им на гнев Кардинала и на просвистевшее мимо носа поощрение — убийцу, хотя бы и невольного, поставят в условия, при которых не пристрелить его станет невозможно.

Я это знаю. И знает Кардинал. Только он не успеет сменить личный состав группы захвата.

— Михаил Николаевич!

Вздрагиваю. Хороший мегафон, но голос искажен сложным эхом от бетонных стен. Кажется, говорят вон оттуда, из-за красного шестиколесного джипа, крайнего в том ряду. А может, и нет.

Давненько со мной не разговаривали.

— Вы слышите меня? Я хочу сделать вам честное предложение…

Руки и сердца, что ли?

Лучше не отвечать. Пока они не знают, где я, мое положение небезнадежно. Не то чтобы преимущество было на моей стороне, но все же…

— Вы слышите меня, Михаил Николаевич? — настаивает неизвестно кто. — Можете не отвечать, дело ваше. Но послушайте, что я вам скажу…

Этот настырный тип умеет обращаться со своим голосом почти виртуозно, будто тоже кончал Школу. И повысит где надо тон, и понизит, где следует, и добавит местами особой, тщательно выверенной вескости. Специалист…

— Поверьте, у вас нет ни малейшего шанса. Положите оружие и выходите, вам не будет причинено никакого вреда. Поверьте, вам не следует бояться за свою жизнь…

В последнем я как раз не сомневаюсь. Всадят в мякоть ампулу, максимум — прострелят ногу. Для гарантии.

— Послушайте, — уговаривает невидимый ловец меня, — мы уважаем вас как профессионала, ваши качества сделали бы честь любому из нас, однако сейчас вы попались. Я хорошо понимаю, что вам непросто это признать, и не тороплю вас. Подумайте, еще несколько минут у вас есть…

У меня нет нескольких минут, нет и секунды. Укол в голову — опасность рядом!

Парень в нелепом костюме-«дурилке» — нарочито ярком, слепящем хаосом цветных бликов, дабы сбить с толку реакцию и глазомер объекта захвата, — распластался в прыжке. Какой может быть прыжок в щели между днищем грузовика и краем ямы — однако он в прыжке! Отшатываюсь, выбрасывая руку навстречу. Очередь!..

Он сам виноват. Некогда целить в ноги.

«…Все свои силы, опыт, способности и влияние я употреблю на служение обществу, которое меня воспитало, стране, в которой я живу, а также всему человечеству, насколько это будет от меня зависеть.

…Никогда ни при каких обстоятельствах я не потребую награды за свое служение.

…Я безоговорочно подчинюсь решению суда чести.

…Я заранее согласен с тем служебным положением, которое мне будет определено, и на любом посту буду честно и добросовестно исполнять свой долг.

…Никогда ни при каких обстоятельствах я не применю знания, полученные в Школе, во вред Школе, Службам и стране. Я не причиню вреда никакому человеку, если этого не потребуют интересы Службы…»

(Из Клятвы выпускника Школы.)

1

— Мне кажется, очень преждевременно, — сказал Нетленные Мощи. — Имейте в виду, я намерен на этом настаивать. По-моему, мы делаем серьезную ошибку. Вы вспомните, сколько времени мои гаврики бились над этой проблемой, а толку было чуть. Никто пока не убедил меня в том, что проблема вообще разрешима. У вас есть возражения?.. Вот и хорошо, что нет. Короче говоря, я решительно против того, чтобы принимать сейчас какие-то меры против Михаила Николаевича. Дайте ему поработать, а суд чести ни от кого не уйдет. Наоборот, я считаю, что мы должны оказать ему помощь всеми наличными силами. Простите меня, но ваши доводы меня не убеждают. Приведите мне хоть один толковый аргумент в пользу того, что нынешний руководитель Санитарной службы должен быть наказан, вот тогда это будет не сотрясание воздуха, а серьезный разговор.

— Мрут, — не разжимая зубов, уронил Расторгуев из Службы спасения. — Уже по две тысячи ежедневно, и чем дальше, тем больше. Как мухи выздоравливают. Это не аргумент?

— Как мухи мрут, ты хотел сказать?